Ловушка для «белой вороны»

В своей статье Харви наглядно иллюстрирует парадокс Абилина на примере обыкновенной житейской истории. Семья из 4 человек – муж, жена, тесть и тёща – проводили жаркие летние дни на ранчо, попивая холодный лимонад и играя в домино. Вдруг тесть предложил съездить в Абилин и пообедать в кафе, где, по его словам, очень вкусно готовят. Звучит неплохо, заявила жена. Мужу не хотелось ехать по жаре в какую-то забегаловку за несколько десятков миль, но, будучи человеком воспитанным, он согласился, если проект одобрит тёща. А та восприняла инициативу с горячим энтузиазмом: конечно, поедем, мы так давно не были в Абилине! Семья загрузилась в машину и отправилась в путь. Дорога через пустыню была ужасной: солнце палило немилосердно, путешественников окутывали клубы пыли. Еда в разрекламированном тестем кафе оказалась невкусной, и в итоге наши незадачливые герои вернулись домой в самом скверном настроении.
На импровизированном «разборе полётов» тёща с раздражением заявила, что никогда никуда не поехала бы, если бы на неё не давили другие члены семьи. Возмущённый муж ответил, что отправился в окаянный Абилин без всякого желания, лишь для того, чтобы доставить удовольствие другим. Хорошенькое дело, воскликнула жена, вы сами потащили меня из дома, хотя нужно быть ненормальным, чтобы куда-то ехать по такой жаре. А что же инициатор поездки – тесть? Он заявил: предложил прогуляться в Абилин лишь потому, что, по его мнению, все заскучали, он хотел, чтобы семья немного развеялась. «И они сидели, ошеломлённые тем, что отправились в поездку, которую никто из них не хотел», - завершил свою поучительную историю Харви.
Разумеется, можно воспринимать историю неудачного вояжа в Абилин как анекдот, но вспомните: не случалось ли с вами нечто подобное? Всегда ли вы последовательно и настойчиво отстаивали свою точку зрения вопреки мнению своих близких, друзей или коллег по работе? Не приходилось ли идти на компромиссы чтобы не портить отношения или не оказаться в глазах окружающих «белой вороной»? Каждый из нас может запутаться в сетях парадокса Абилина, полагая, что его точка зрения противоречит общей цели и высказывать её нецелесообразно. Так возникает ложное согласие: обладая неверной информацией о мнении друг друга, члены группы принимают общее решение, заставляющее их совершать действия, противоречащие индивидуальным целям каждого. Благие намерения не провоцировать споры и конфликты мостят дорогу в ад: плачевный результат неверно принятого решения способен привести группу к самым тяжёлым последствиям. Причём, не только на бытовом, но даже на государственном уровне.

«Убили, значит, Фердинанда-то нашего»

Этими словами начинается знаменитый роман Я. Гашека о похождениях бравого солдата Швейка. Выстрел в австрийского эрцгерцога Фердинанда, прозвучавший 28 июня 1914 г. в Сараево, стал первым шагом на пути к первой мировой войне. Россия вступила в неё, хотя ни император Николай II, ни его ближайшее окружение этого не желали.
После поражения от Японии и революционных потрясений 1905 г. новая война России была совершенно не нужна. «Ни одна держава в Европе так не нуждалась в мире, так не жаждала его, как Россия… Объективно – в 1914 г. Россия не была готова к войне с Германией, субъективно – русский народ и не помышлял о войне», - писал будущий глава Временного правительства А. Керенский. Однако статус великой державы обязывал Российскую империю вступаться за своих союзников. А союзная Сербия очень нуждалась в помощи, поскольку Австро-Венгрия обвинила сербские власти в организации убийства Фердинанда и предъявила им унизительный ультиматум. Николай II и его министры, сознавая неготовность России к войне, рекомендовали сербам исполнить австрийские требования. Сербия приняла почти все пункты ультиматума кроме одного, но этого оказалось достаточно, чтобы Австро-Венгрия разорвала дипломатические отношения с Белградом. Воинственный пыл австрийцев старательно разжигала Германская империя.
В воздухе запахло порохом. 12 июля на заседании совета министров глава русского МИД С. Сазонов доложил о резком обострении ситуации, прямо заявив о скором начале большой войны и необходимости мобилизации армии. Но царь, а затем и его министры, инициативу Сазонова отвергли. Николай II до последнего надеялся договориться с «кузеном Вилли» - императором Германии Вильгельмом II. Он упорно отказывался объявлять полную мобилизацию, боясь спровоцировать немецкого кузена. Прекрасно понимая неизбежность столкновения с «сумрачным германским гением», министры государя не посмели возражать царю. Они стремились к миру любой ценой, но все усилия оказались тщетны, поскольку немцы и австрийцы твёрдо решили воевать. России пришлось завершать мобилизацию уже после начала войны.
Известно, что, оказавшись в сетях парадокса Абилина и осознав негативный результат принятого решения, члены группы испытывают разочарование, гнев, раздражение и неудовлетворенность. Вместо поиска оптимального выхода из ситуации возникают конфликты, которые участники группы изначально пытались предотвратить ценой отказа от выражения личного мнения. Противоречия нарастают как снежный ком, единство группы сменяет раскол на враждующие фракции. Последствия могут стать роковыми, особенно если речь идёт о правящей элите. Наглядный пример - печальная участь Николая II, его министров и Российской империи.

«Ложусь в больницу, и какое-то у меня плохое предчувствие…»

Как упоминалось выше, парадокс Абилина универсален, может проявляться где угодно - в быту, политике, экономике, в профессиональной сфере. К сожалению, нередко видим мы его и в медицине, когда излишнее благоговение врачей перед суждением авторитетного специалиста, рекомендациями и устоявшимися нормами зачастую приводит к трагедии. Один из ярких примеров – гибель на операционном столе великого советского учёного С. Королёва.
Окружающие воспринимали Сергея Павловича как крепкого, сильного, здорового человека, неизменно бодрого и активного, не знающего усталости. Но впечатление было обманчивым: Королёва беспокоили больное сердце, высокое артериальное давление, постепенная потеря слуха. В 1938 г. молодого учёного арестовали по обвинению во вредительстве, жестоко избивали на допросах, сломали челюсть. Годы в лагерях и «шарашках» подорвали здоровье Королёва: к моменту освобождения в 1944 г. он перенёс многочисленные переломы и травмы, цингу, воспаление лёгких, развилась мерцательная аритмия. Что говорить о неимоверных физических и нервных перегрузках за долгие годы работы на Байконуре, где главный конструктор жил в поистине спартанских условиях, почти без отдыха и сна. Между тем, к началу 1960-х гг. к прочим «болячкам» прибавились кишечные кровотечения и боли в брюшной полости.
В декабре 1965 г. Королёв прошел обследование в хирургическом отделении кремлёвской больницы. Консилиум ведущих специалистов вынес единодушное решение – полип в прямой кишке, необходима операция. Сергей Михайлович нехотя согласился. По словам близких и друзей главного конструктора, его мучили тяжёлые мысли. Академик М. Келдыш вспоминал слова Королёва перед операцией: «Ложусь в больницу, и какое-то у меня плохое предчувствие, не знаю выйду ли оттуда».
Операцию проводил министр здравоохранения СССР, академик Б. Петровский (позднее, из-за обнаружения совсем не того, на что шёл Б. Петровский к нему присоединился срочно вызванный из дома для консультации А. Вишневский). Всё пошло не по плану с самого начала. Изначально Петровский распорядился дать пациенту лёгкий наркоз – закись азота, поскольку речь шла лишь об удалении полипа. Но в процессе операции выяснилось, что у Королёва ангиосаркома прямой кишки. При взятии биопсии открылось массивное кровотечение, остановить его, как и удалить саркому, можно было лишь при вскрытии брюшной полости. А это уже серьёзная операция, для которой необходимы глубокий наркоз и интубация. И только тогда выяснилось, что из-за давнего перелома челюсти рот у Королёва почти не открывается. Ситуацию усугубила короткая шея пациента, ввести в неё интубационную трубку врачи не смогли.
Всё это свидетельствует об одном: приняв после обследования Королёва единодушное решение об операции, медицинские светила упустили из вида обыкновенное предоперационное анестезиологическое обследование. Возможно ли, чтобы все участники консилиума одновременно о нём забыли? Вряд ли, скорее всего, просто не рискнули акцентировать внимание Петровского (шутка ли: поправлять самого министра здравоохранения!) на подобной «мелочи», операция-то намечалась «пустяковая». Конформизм врачей обрёл форму единодушного мнения, которое привело к трагедии.
Решения пришлось принимать на ходу. Для расслабления челюстных мышц Королёву ввели миорелаксанты, но они отключили дыхание. Его стали поддерживать вручную с помощью мешка Амбу. Больших баллонов с кислородом не было, обходились маленькими, которых хватало на 20 минут. Но во время смены баллончиков в мешок Амбу засасывался уже не чистый кислород, а обычный воздух, поэтому Королёв не получал адекватной вентиляции лёгких. В итоге Петровский удалил опухоль вместе с прямой кишкой и частью сигмовидной, вывел колостому на переднюю брюшную стенку. Однако спасти Королёва не удалось.
Официальное заключение о смерти опубликовала газета «Правда» 16 января 1966 г.: «Тов. С.П. Королёв был болен саркомой прямой кишки. Кроме того, у него имелись: атеросклеротический кардиосклероз, склероз мозговых артерий, эмфизема лёгких и нарушение обмена веществ. С.П. Королёву была произведена операция удаления опухоли с экстирпацией прямой и части сигмовидной кишки. Смерть тов. С.П. Королёва наступила от сердечной недостаточности (острая ишемия миокарда)». Как видим, о гипоксии не сказано ни слова.
В 1966 г. специальности «анестезиолог-реаниматолог» ещё не существовало, она появилась в СССР лишь на следующий год после смерти Королёва. К слову, учредил её именно Б. Петровский. Сегодня у врачей этой специальности есть точный алгоритм оценки потенциальных проблем и чёткая инструкция по их решению. Например, существуют специальные тесты на открывание рта, для оценки подвижности челюсти. В современных условиях при остановке сердца во время операции Королёву установили бы временный электрокардиостимулятор, который стал бы навязывать сердечный ритм при помощи электрического тока. Он, конечно, не панацея, но в любом случае значительно повысил бы шансы на успешный исход операции. Впрочем, как говорит известный актёр и ведущий популярной телепередачи, «это уже совсем другая история».

Принципиальность или стукачество?

Как утверждают современные психологи, существуют несколько тревожных «звонков», оповещающих об угрозе парадокса Абилина: в команде никогда не возникает расхождения во мнениях; все решения принимаются единогласно; члены команды стараются избежать ответственности за принятое решение, а после его провала – обвиняют кого угодно, но не себя. Вероятность стать жертвой «абилинского» парадокса для команды существенно сократится, если в процессе принятия решений оставить место для разногласий. А для отдельного участника самая разумная профилактика - избегать соглашаться с тем, с чем он не согласен. Иногда особое мнение участника команды может выглядеть весьма спорно и даже вызывать осуждение окружающих. Но большинство может ошибаться, а «возмутитель спокойствия» - оказывается прав.
В августе 1948 г. секретарь ЦК ВКП(б) А. Жданов проходил лечение в правительственном санатории, жалуясь на боли в сердце. 28 августа врач-кардиолог Л. Тимашук сделала ЭКГ высокопоставленному пациенту и диагностировала инфаркт миокарда. Однако консилиум известных врачей из Лечебно-санитарного управления (Лечсанупр) Кремля В. Виноградов, В. Василенко и П. Егоров с её мнением не согласились, заставив переписать заключение. Для того времени ЭКГ была новшеством, «мэтры» относились к ней скептически, предпочитая работать по старинке, а их коллеги не рискнули возражать признанным авторитетам. Классический пример парадокса Абилина. Однако Тимашук проявила принципиальность, направив письмо в Министерство госбезопасности, курировавшее работу Лечсанупра. Донос? Нет – особое мнение, в котором она излагала свою точку зрения на диагноз Жданова. Почему в госбезопасность, а не в минздрав? Да потому, что именно госбезопасность курировала работу Лечсанупра. «Чекисты» вникать в медицинские нюансы не стали, передав письмо… начальнику Лечсанупра Егорову, одному из тех, на кого жаловалась Тимашук. Возмущённый «своеволием» подчинённой, Егоров понизил её в должности и перевёл на другую работу. Женщина пыталась протестовать, написала ещё несколько писем, но они остались без ответа.
Между тем, умер Жданов. Диагноз инфаркт миокарда, ранее установленный Тимашук, подтвердился. Тем не менее, четыре года её письма лежали в архиве, пока в августе 1952 г. женщину не вызвали в МГБ для подробного рассказа об обстоятельствах болезни и смерти Жданова. Так закрутилось знаменитое «дело врачей», завершившееся после смерти Сталина реабилитацией всех осуждённых. Интересно, что, уже ожидая освобождения, профессор Виноградов в послании Берии от 27 марта 1953 г. писал: «Всё же необходимо признать, что у Жданова имелся инфаркт и отрицание его мною, профессорами Василенко, Егоровым, докторами Майоровым и Карпай было с нашей стороны ошибкой. При этом злого умысла в постановке диагноза и метода лечения у нас не было».
Сегодня можно по-разному относиться к Тимашук: для одних её имя стало символом бдительности, для других - стукачества. Очевидно одно: эта женщина и её письмо стали не причиной, а лишь поводом для очередного витка репрессий (не будем здесь перечислять настоящие причины «дела врачей», они заслуживают отдельной статьи). C профессиональной точки зрения Тимашук оказалась права. По словам исследователя, «если объективно взглянуть на «дело врачей», то упрекнуть Лидию Федосеевну не в чем. Она как врач поставила диагноз, который считала правильным, не побоялась его отстаивать, несмотря на гнев вышестоящего начальства, что обернулось для неё опалой. Письма, написанные ей в вышестоящие инстанции - это настойчивость человека, болеющего за дело, которому посвящена вся жизнь, а вовсе не донос мстительной и завистливой к успехам других неудачницы, как это было представлено позднее».
Завершая эту историю, отметим, что после освобождения арестованных врачей Тимашук продолжила работу в 4-м Главном управлении Министерства здравоохранения СССР, многократно писала письма в ЦК КПСС, требуя реабилитировать своё имя. Орден ей, кстати, вернули. А в «четвёрке» появилась новая форма отчёта – особое мнение. Если какой-либо врач не соглашался с решением других участников консилиума, он должен был изложить свою точку зрения отдельно, в письменном виде. Так, в Управлении старались по мере сил преодолевать «синдром единогласия», появившийся в нашей стране задолго до сформулированного Д. Харви парадокса Абилина.

Прислушайтесь к «адвокату дьявола»!

Если хотя бы один человек открыто выскажет свою позицию по обсуждаемому вопросу, у группы есть хороший шанс избежать нежелательного результата, убеждены психологи. Чтобы минимизировать риск «поездки в Абилин» необходимо создать атмосферу открытости, в которой инакомыслие и откровенное изложение собственной точки зрения не подвергаются обструкции, а поощряются при принятии общего решения.
А что, если члены группы опасаются или просто стесняются высказывать своё мнение? Тогда, по мнению психологов, отличным способом для создания психологической безопасности в коллективе станет «адвокат дьявола» – бойкий и умный участник, который начнёт специально не соглашаться с общим решением, выдвигать аргументы против него. Весьма полезно также развивать готовность и умение всех членов команды уважительно выражать своё несогласие и способность выслушивать альтернативные идеи без моментального осуждения. Даже если команда не согласна с высказанным мнением - того, кто не боится мыслить нестандартно, стоит за это похвалить и поддержать. Как знать, возможно, именно благодаря этой «белой вороне» удастся достигнуть желанной цели, счастливо миновав «сумеречную зону» парадокса Абилина.