О таких людях говорят: прошёл огонь, воду и медные трубы – все мыслимые и немыслимые испытания. «Трубами» в биографии основателя и признанного авторитета отечественной школы вирусологии Льва Александровича Зильбера были блестящие научные открытия, разработка препарата для лечения авитаминоза у заключенных, ордена, Государственная премия. «Огнём» и «водой» - три ареста по абсурдным обвинениям, жестокие пытки, годы, проведённые в лагерях. Он не сломался, не сдался и никого не предал. Потому и остался в памяти знавших его людей не только выдающимся учёным, но и глубоко порядочным человеком.

Лев Зильбер появился на свет в 1894 г. в городе Псков, в большой, дружной семье военного капельмейстера и владелицы музыкальных магазинов. Немудрено, что музыка царила в их доме, даже домашние питомцы, собаки, носили «мелодичные» имена - Преста, Легата, Стакката. Маленький Лев прекрасно играл на скрипке, позднее, в студенческие годы, даже подрабатывал тапёром в ресторанах. Заметим, что и другие дети семьи Зильберов были талантливыми, яркими людьми. Младший брат Льва Александровича Вениамин стал известным писателем, взяв псевдоним Каверин (кто не помнит его знаменитый роман «Два капитана»). Второй брат, Александр Зильбер-Ручьёв - дирижёр и композитор, автор первой симфонии, основанной на казахских народных мелодиях. Третий, Давид Зильбер, как и Лев, избрал медицину, став военным врачом.

«Спокойно честолюбив и опасно вспыльчив»

Вспоминая о детских и юношеских годах, Вениамин Каверин писал о Льве: «Уже и тогда я знал или неопределённо чувствовал, что он хвастлив (так же, как и я), воинствующе благороден, спокойно честолюбив и опасно вспыльчив». Писатель вспоминал, как во время учёбы в гимназии брат не побоялся один встать на пути шестерых соперников, и они не посмели его тронуть. В другой раз из озорства Лев прилюдно поцеловал гимназистку. Разразился страшный скандал, юношу хотели исключить из учебного заведения. Его одноклассники - будущий писатель, литературовед Юрий Тынянов и гигиенист Август Летавет – с трудом упросили педагогов пощадить «хулигана». Гимназию Зильбер окончил с серебряной медалью.
Провинциальный Псков для честолюбивого юноши был слишком тесен, он уехал сначала в Санкт-Петербург (куда его принимали по еврейской квоте), затем в Москву, поступил в 1915 г. на медицинский факультет Московского университета. Тут приключилась ещё одна романтическая история: некий поручик приревновал Льва к своей знакомой, вызвал на дуэль. К счастью, дело окончилось лёгкими ранениями «фигурантов».
Диплом врача Зильбер получил уже в новую эпоху - 1919 год, в стране бушевала гражданская война. Молодой доктор уходит добровольцем на фронт, лечит раненых красноармейцев. В одном из боёв Зильбер попал в плен к белым. Однако Зильбер не только умудрился бежать, но ещё и спас от гибели двух товарищей. После приключений в тылу врага – новая напасть, сыпной тиф. Болел Зильбер тяжело, выжил чудом. Казалось бы, нужно передохнуть, прийти в себя, но Лев не знает покоя. По окончании гражданской войны начинается новый, яркий этап его жизни.
В начале 1920-х гг. инфекционные болезни стали настоящим бичом для молодой республики, выкашивая тысячи людей. Зильбер, в ту пору ассистент бактериологической лаборатории военного госпиталя, применил в лечении тифозных больных изобретённую им сыворотку. Препарат оказался настолько эффективным, что на молодого учёного обратили внимание маститые московские вирусологи. Зильбера приглашают работать в столичный институт микробиологии Наркомздрава.

Тюрьма вместо ордена

В 1928 г. Лев Зильбер связал свою судьбу с З. Ермольевой. Напомним, что в годы Великой Отечественной войны она впервые в СССР создала пенициллин (крустозин), благодаря которому удалось спасти жизни сотен тысяч советских солдат. Причем, в отличие от Александра Флеминга, где открытие пенициллина было случайностью (хотя в науке ни чего не бывает просто так), ее препарат был результатом целенаправленного научного поиска. Свадебным путешествием молодых стала командировка в парижский Институт Пастера и берлинский Институт Коха – крупнейшие европейские научные центры по изучению инфекционных заболеваний. Брак продлился недолго, но даже после развода Зинаида Виссарионовна не оставляла заботу о бывшем муже: после каждого из трёх его арестов ходила по инстанциям, добиваясь освобождения Льва Александровича, обращалась за помощью к видным советским учёным.
Но всё это ещё впереди, а пока в 1929 г. Зильбера назначают директором Азербайджанского института микробиологии и заведующим кафедрой микробиологии бакинского медицинского института. Первое серьёзное испытание ожидало его уже в следующем году: вспышка чумы в посёлке Гадрут. Занятно, что руководители республики категорически запрещали употреблять в донесениях в Москву слово «чума»: вместо него следовало писать «руда». Глава ОГПУ Азербайджана был в бешенстве от «креатива» горе-шифровальщиков: «Я за последние дни задержал отправку сотен телеграмм со словом «руда». Уж если врать, так надо с толком».
Абсурдности происходящему добавляли и дикие суеверия местного населения. Много лет спустя, Лев Александрович вспоминал, что могилы умерших от чумы раскапывали, отрезали покойникам головы и внутренние органы, чтобы мёртвые не «тащили» за собой живых. Разумеется, всё происходило с точностью до наоборот: от останков умерших заражались и умирали целыми семьями. Пришлось выселять население всего района из домов, изолировать людей в палатках, провести тотальную санобработку помещений. Лишь тогда удалось покончить с заразой.
В Баку Зильбера встречали как героя, «медные трубы» гремели вовсю. Нарком здравоохранения Азербайджана посулил ему орден Красного Знамени и почётную должность. Однако в дело внезапно вмешались «компетентные органы». Вчерашнего героя арестовали по обвинению в умышленном заражении Гадрутского района. Четыре месяца следователи настойчиво убеждали Зильбера признаться в диверсионной деятельности. За доктора заступились З. Ермольева, В. Каверин и даже М. Горький. Обвинение выглядело настолько нелепо, что до суда «дело» не дошло: Зильбера отпустили. «Судьбе было угодно, чтобы обещанный орден я получил только через тридцать пять лет, в день своего семидесятилетия», - вспоминал Лев Александрович.

Клещú и клéщи

В Баку Зильбер больше не вернулся, работал в московских микробиологических институтах им. Л.А. Тарасевича и И.И. Мечникова, читал курс инфекционных болезней в Центральном институте усовершенствования врачей. В 1934 г. создал и руководил первой в СССР Центральной вирусной лабораторией Наркомздрава РСФСР, организовал отдел вирусологии при Институте микробиологии АН СССР. Как утверждал академик Н.Ф. Гамалеи: «Противочумные вакцины Зильбера оказались в десятки раз эффективнее всех других, предложенных когда-либо у нас и за границей». С середины 1930-х гг. Лев Александрович разрабатывает теорию вирусного происхождения рака. Однако исследования учёного прерывает новый арест.
В 1937 г. Зильбер руководил экспедицией Наркомздрава на Дальнем Востоке: в регионе обнаружили неизвестное инфекционное заболевание. Поначалу «грешили» на комаров, но вскоре выяснилось, что к весенней вспышке заражения они непричастны. Опрашивая заболевших, Зильбер выяснил, что многих из них кусали клещи. Учёный предположил, что именно они являются переносчиками: «В течение трёх месяцев нами было установлено существование новой, неизвестной ранее формы энцефалита, выделено 29 штаммов её возбудителя, установлена эпидемиология заболевания и её переносчик, в основном изучены клиника, патологическая анатомия и гистология заболевания. Был открыт вирус клещевого энцефалита».
Об открытии Зильбера много писали в научных журналах, однако имя его не упоминалась. По возвращении в Москву кто-то написал на учёного донос. Обвинения практически те же, что и семь лет назад - заражал, распространял и т.п. Вот только на дворе был уже не 30-й, а 37-й год, у тех, кто оказался в клещах «большого террора» шансов спастись было мало. Приговор – 10 лет, пребывание – лагерь близ Котласа. Первый год Лев Александрович работал на лесоповале, однако затем лагерное начальство стало создавать медицинскую службу и решило использовать знания профессора-зека. Одно из замечательных изобретений Зильбера той поры: «Я узнал, что олений мох - ягель - содержит много углеводов, и организовал производство дрожжей, используя обработанный соответствующим образом олений мох в качестве среды для их размножения. Дрожжи были очень важным продуктом в наших условиях, главным образом, как источник витаминов. При подкожном введении они оказывали весьма благоприятное действие на тяжелые авитаминозы и дистрофии. Мои дрожжи спасли немало жизней». А до того заключенных поили варёной хвоей, пить которую было невозможно, а пользы она не приносила никакой. Учёному даже удалось получить авторское свидетельство за своё открытие.
Тем временем, друзья Зильбера неустанно хлопотали о его освобождении. Летом 1939 г. зубья карательной машины удалось на время разжать. «Зильбер вернулся к нам, немало не надломлен, не подавлен», - вспоминал один из сотрудников Льва Александровича. – «Новых идей у него было так много, что всё остальное отошло на задний план». Однако уже через год учёного арестовывают в третий раз.
Следователи взялись за Зильбера всерьёз: его жестоко избивали, требовали, чтобы он оговорил своих коллег. Признаний так и не добились. И снова неправедный суд, приговор, лагерь за Полярным кругом. По признанию Льва Александровича, третий срок был самым тяжёлым. Сокамерник учёного вспоминал: «Нас повели в баню, я увидел его спину и понял всё без слов. Профессор попал в камеру прямо из пыточного отделения Сухановской тюрьмы, у него были перебиты ребра, сломана левая рука… Поймав мой взгляд, он сказал негромко: «Очень били».
Зильбер едва не погиб от истощения и непосильного труда. На его счастье у жены начальника лагеря приключились преждевременные роды, потребовался доктор. Лев Александрович удачно принял младенца и в награду получил пост заведующего тюремным лазаретом, при котором со временем создал небольшую научную лабораторию. За излечение 600 заключённых от пеллагры он получил благодарность НКВД.
Даже находясь в лагере, учёный не прекращал заниматься научными исследованиями. Заключенные ловили мышей и крыс для его опытов, а Зильбер расплачивался за грызунов махоркой. Трудно представить, как ему удавалось в импровизированной лаборатории, в тяжелейших условиях, при нехватке самого необходимого продолжать оттачивать свою концепцию вирусного происхождения рака.
А друзьям и родным вновь пришлось вступить в борьбу за жизнь и свободу учёного. З. Ермольева и В. Каверин убеждают подписать письмо Сталину крупных советских учёных, в их числе – главного хирурга Красной Армии Н. Бурденко, вице-президента АН СССР Л. Орбели. Общими усилиями вновь удалось разомкнуть тиски: весной 1944 г. Зильбер выходит на свободу. Много лет спустя, Лев Александрович напишет: «Меня пытались погубить враги и всегда спасали друзья… я остался жить только благодаря друзьям и родственникам».

«В фундаментальной науке нужно быть или первым, или никаким»

Реабилитация была полной. После освобождения Льву Александровичу вручили Сталинскую премию, избрали действительным членом недавно созданной Академии медицинских наук СССР, назначили научным руководителем академического Института вирусологии.
Случилась ещё одна нечаянная радость: летом 1945 г. Зильбер получил весточку от семьи. Его вторая жена Валерия Петровна вместе с сестрой и маленькими детьми осталась на оккупированной территории, немцы угнали их на работу в Германию. По окончании войны они оказались в лагере репатриантов в Бреслау. Зильбер немедленно поехал в наркомат здравоохранения и добился у наркома официального документа на обследование санитарного состояния лагерей репатриантов. На военном самолёте вылетел в Берлин, а затем почти сутки добирался до Бреслау на санитарной машине по перепаханным бомбами дорогам покорённой Германии. Семья Зильберов навсегда запомнила день 13 июля 1945 г. – встречу после четырёх лет разлуки. Тогда Лев Александрович впервые увидел своего пятилетнего младшего сына Фёдора, родившегося вскоре после его третьего ареста.
После войны Зильбер возглавил отдел вирусологии и иммунологии опухолей Института эпидемиологии, микробиологии и инфекционных болезней АМН СССР. Сферой научных интересов Льва Александровича стали исследования энцефалита, гриппа, противовирусного иммунитета. Но основное место в его работе заняли изыскания в области онковирусологии.
Вирусогенетическая теория онкогенеза, разработанная Зильбером, утверждала: раки могут вызываться вирусами, изменяющими наследственный аппарат клетки. При этом они служат лишь инициирующим фактором в клеточной трансформации, не участвуя непосредственно в возникновении опухоли. Для 1950-х гг. теория оказалась столь оригинальной, что более десяти лет её не могли проверить экспериментально из-за отсутствия адекватных методических подходов. Пытаясь решить эту проблему, Зильбер выдвинул гипотезу об использовании иммунологических маркеров для идентификации онковирусов и его белковых продуктов в опухолях человека. Фактически учёный открыл новую область иммунологии - обнаружение специфических опухолевых антигенов.
Многие годы Зильбер пытался найти доказательства вирусогенетической теории рака, а точнее - интеграции генома опухолеродного вируса с геномом клетки. Именно в ней Лев Александрович видел специфические отличия опухолеродных вирусов от инфекционных. По мнению Зильбера, такая интеграция является критическим событием, ведущим к опухолевой трансформации зараженной вирусом клетки. Эти работы, в частности, легли в основу современных поисков онкогенов. А проводились они во времена лысенковщины, когда за слово о генетике можно было получить (и – получали) еще один тюремный срок.
«Я хотел бы умереть здесь, на ногах», – сказал как-то Зильбер своим коллегам в лаборатории. Так и произошло. 10 ноября 1966 г. Лев Александрович пришёл в институт и передал своей помощнице заключительные страницы рукописи книги «Вирусогенетическая теория возникновения опухолей», которую писал последние два года. «Поздравьте меня», - улыбаясь, сказал он. – «Я, наконец, её кончил». В этот же день закончилась и его жизнь: учёный умер от обширного инфаркта. Похоронили Льва Александровича на московском Новодевичьем кладбище.
Л.А. Зильбер завершил свой путь, но дело академика продолжили его дети, ставшие известными учёными: Лев Львович, молекулярный биолог, академик РАН, специалист по канцерогенезу, и Фёдор Львович, член-корреспондент РАН.
Лучшей эпитафией Л.А. Зильберу стали слова писателя и драматурга Е. Шварца: «Можно говорить о его воле, решимости, честолюбии, о крутых поворотах его судьбы, можно вспомнить сотни случаев, когда он был прав и не прав, весел, гневлив, остроумен и зол, но если быть кратким, весь Зильбер, вся эта сложная, из тысячи полярностей сотканная натура укладывается в одну строку: темперамент, напор, взрыв идей».