«Многие годы я работал в системе медицины Средмаша, заведовал клиникой в Институте биофизики под руководством выдающегося деятеля медицины Аветика Игнатьевича Бурназяна. Он был в своё время санитарным врачом в армии, которой командовал маршал Баграмян. Всю ядерную медицину в нашей стране с первого дня создавал Аветик Игнатьевич - ядерную медицину и медицину ракет. Мы отправляли людей в космос, отслеживали случаи отравления ракетным топливом, и, конечно, весь спектр лучевых больных прошел через наши руки…
Удивительный человек, необыкновенно деятельный, чёткий, абсолютно бескомпромиссно преданный делу. Служба была построена таким образом. Ваш покорный слуга заведует отделом в Институте биофизики. Отдел более или менее автономный – клиника. У меня есть замдиректора и есть директор. Над директором - Бурназян, над ним - министр. Как осуществляется работа? Бурназян, не говоря ни слова никому, снимает трубку:
– Андрей Иванович, вы знаете, на Новой Земле, там, понимаете, облако. Ну, вы же понимаете. Через часов 6-7 они прилетят. Немного, человек 70, может 72 – я не помню точно. Вам надо принять.
У меня 90 коек. Они, конечно, заняты. Ещё 70 больных. Но я получил приказ – мы кладём. Без звука. Дозы он не знает, накрыло облаком. Дозиметристы дают от 100 до 1000. Все на койках, всё в порядке. И потом отчет – только ему. Вот есть Брежнев, есть Бурназян, есть клиника…
Случилось несчастье с подводной лодкой – и человек 30-40 положили в военно-морской госпиталь в Ленинграде. Меня вызвал Бурназян и говорит:
– Андрей Иванович, вы знаете, в Ленинграде неблагополучно.
– Да, я, конечно, слышал.
– Надо туда съездить, помочь товарищам.
– У меня свои больные из Курчатова.
– Андрей Иванович, вы молодой человек, в 7 утра самолет, посмотришь больных, поговоришь с людьми, к 3 часам дня уже в Москве.
И так я летал каждый день и работал в двух госпиталях…
Я действительно был молодой, мне ещё 40 не было, а там ходит крупнейший главный морской терапевт – живот, эполеты, генерал, нараспашку халат. Но это дело военное, у меня указание заместителя министра: отвечаю за всё. Я приезжаю и генералу говорю: я вас очень прошу, наденьте маску, шапочку, халат придётся менять. Он вздёрнулся: сопляк какой-то тут... Но в этих местах не шутят. Сопляк я или не сопляк, но я начальник из Москвы, и ты будешь меня слушать. Мне не пришлось повторять. Мы устанавливали режим, который позволил нашей стране, между прочим, при мировой статистике 50%-ной летальности при дозе 400 рад, иметь нулевую летальность при этой дозе. Это была игра крупная, но, все «играло» – рукава, халат, маски, шапки, уборка полов. Мы тогда решили проблему стерильных палат. И потом это перенесли на Кафедру и дальше…
А.И. Бурназяна подчинённые не просто боялись: когда он звонил, на другом конце провода вставали. Был он труден в общении, хитёр, своё начальство боялся, слабых подчинённых не стеснялся давить, специалистов, даже строптивых, предпочитал не трогать, но дело знал и от дела не бегал…
У А.И. Бурназяна был заведён своеобразный порядок: в серьёзных случаях он обращался в клинику напрямую, минуя Главк, директора института; то же самое практиковалось и по отношению к другим отделам. В свою очередь, и руководители отделов могли к заместителю министра обращаться непосредственно. В Институте биофизики хорошо понимали: атомная медицина построена так, что от Генерального секретаря ЦК до нас всего одна промежуточная ступень – Бурназян.
Бурназяну после войны поручили атомную промышленность. Конечно, он ничего в этом не понимал. А когда появились космическая техника и топливо, то это тоже поручили Бурназяну. А когда целый детский сад заболел в Свердловске, и стали умирать дети, Б.В.Петровский (министр здравоохранения СССР – Ред.) снял трубочку и говорит: «Аветик Игнатьевич, надо слетать туда». Я вас уверяю, что Бурназян рта не открыл сказать: мол, я занимаюсь ядерной медициной, а не поносами у детей. Полетел, облазил весь этот детский сад, кухню и понял, что всё дело было в той доске, на которой рубили мясо. Потому, что она вся в щелях, и там бактерии сидели.
Проходит несколько лет, эпидемия холеры (в Астраханской области, 1970 г. – Ред.). Опять снимает трубочку Борис Васильевич Петровский и посылает туда работать заместителя министра по атомной медицине Бурназяна. Почему? А потому, что он знал: Бурназян ушами хлопать не будет и наведёт порядок. Главнее всего дисциплина, а не знания как холерный вибрион распространяется – с помощью птиц (там была такая идея) или с помощью грязных рук. Бурназян не занимался никогда холерой. А ничего! Ему приказали - он всё бросил, сел за книжку, вызвал профессоров московских, его накачали информацией по этой болезни, и он уже профессором приехал в Астрахань. Навёл порядок за несколько дней, новых случаев холеры не было.
Если бы я ему на телефонный звонок сказал, например: «Аветик Игнатьевич, я не педиатр». Да он бы расхохотался и сказал: «Ты дурак, а не педиатр». Если б я ему заикнулся, что это не моя специальность… Ты что? Тебе доверяют – работай! Сутки на размышление. Как он - ехал на холеру, которую не знал. Ничего особенного тут нет, это только очень глупые люди будут говорить: «Знаете, Андрей Иванович, надо всё-таки по специальности».