На московской улице Большая Якиманка немало архитектурных памятников, но один из них – дом N 43 - заслуживает особого внимания. Речь идёт о нарядном двухэтажном особняке, построенном в псевдорусском стиле, украшенном цветными изразцами и затейливым декором. Этот дом, похожий на средневековый русский терем, возведён в 1895 г. по заказу купца Н. Игумнова. Он прожил здесь всего шесть лет, но и по сей день москвичи продолжают называть особняк его именем. С 1938 г. здание занимает французское посольство, и уже мало кто помнит, что когда-то тут располагался первый в мире Институт переливания крови, а затем – Институт мозга.

Взлёты и падения Николая Игумнова

Жизнь этого человека была бурной и богатой событиями. Уроженец Ярославля, «миллионщик» Н. Игумнов владел крупной текстильной мануфактурой в родном городе и золотыми приисками в Сибири. На заре 1890-х гг. он решил переехать в Москву. И не просто переехать, а громко заявить о себе urbi et orbi , построив самый роскошный и необычный дом в древней столице. Автором проекта стал молодой, талантливый архитектор Николай Поздеев. Судьба отмерила зодчему всего 37 лет, особняк Игумнова - его последнее и, пожалуй, лучшее творение.
Дом построен в псевдорусском стиле, очень модном на рубеже XIX – ХХ вв. Гармонично и красиво смотрятся на фасаде многочисленные декоративные башенки, шатры, арки и колонны. Денег на свой «терем» Игумнов не жалел: кирпич заказал в Голландии, украшающие фасад изразцы - на знаменитом фарфоровом заводе Матвея Кузнецова. Поражало неслыханной роскошью и внутреннее убранство: мебель эпохи «короля-солнца» Людовика XIV, великолепные французские гобелены XVII столетия. Знал бы купец, что, спустя десятилетия, в его доме разместится резиденция посла Франции.
Строительство завершилось в 1895 г., Игумнов шумно и торжественно справил новоселье. О его доме заговорила вся Москва, но вовсе не так, как ожидал самолюбивый ярославец. «Псевдорусский» стиль ещё только начинал своё победное шествие по императорской России, поэтому непривычной к нему консервативной московской публике не понравились «пестрота» и «вычурность» особняка. Игумнова называли эксцентричным чудаком, досталось и Поздееву, которого нещадно критиковали коллеги-архитекторы. Поговаривали, что зодчий не вынес насмешек и покончил жизнь самоубийством, однако, на самом деле Поздеева сгубила тяжёлая болезнь. Признание пришло к мастеру, как и ко многим выдающимся людям, лишь после смерти.
А что же Игумнов? Ему так и не удалось «покорить Москву»: высшее общество не приняло провинциального «выскочку», а среди местных конкурентов-купцов он нажил немало врагов. По городу поползли тёмные слухи. Рассказывали, будто Игумнов поселил в доме молодую любовницу. Однажды он застал её с другим, пришёл в ярость, спустил соперника с лестницы, а несчастную девушку заживо замуровал в стене особняка. С тех пор, шептались суеверные москвичи, её неупокоенный дух бродит ночами по дому. А скептики посмеивались: мол, «бесплотная тень» прихватила щедрые подарки Игумнова да сбежала от него вместе с любовником.
В 1901 г. купец решил устроить в особняке грандиозный бал. Желая поразить гостей, он усыпал пол танцевального зала золотыми рублями. Страсть к эффектным жестам вновь сыграла с Игумновым злую шутку: ведь на монетах, по которым ступали танцующие пары, был изображён профиль самого императора. «Доброжелатели» поспешили доложить Николаю II: гости Игумнова попирали ногами августейший лик. Уязвлённый государь приказал выслать эксцентричного миллионера из Москвы, Игумнов навсегда покинул свой особняк и уехал на Кавказ.
Царская опала не сломила предприимчивого хозяина московского «терема»: в Абхазии, на побережье Чёрного моря, наш герой основал завод рыбных консервов. Предприятие принесло колоссальный доход, и вскоре Игумнов построил себе новую резиденцию. Кроме того, русский купец стал «отцом-основателем» первой мандариновой плантации в Абхазии (до его приезда абхазы мандаринов не выращивали). С лёгкой руки неутомимого новатора появились необычные для этих мест деревья и растения: кипарисы, эвкалипты (они вытягивали воду из болотистой почвы Абхазии, что послужило её осушению), киви, манго, лимонный сорго, тунга, табак и даже бамбук. А ещё – лечебные камфарные и хинные деревья.
По легенде на снимках территории Абхазии, сделанных из космоса, хорошо различима огромная буква «И», рядом проступают очертания «Н» и «В». Они «нарисованы» роскошными кипарисовыми аллеями, высаженными более ста лет назад у села Алахадзы. Расшифровать буквы просто – Игумнов Николай Васильевич. Воистину, не знала границ широкая натура этого незаурядного человека. Впрочем, изображение на карте Google эту красивую легенду не подтверждает.
После революции имущество купца в Москве и Абхазии национализировали. Новый поворот судьбы: бывший «миллионщик» не стал эмигрировать, смирил гордыню и стал скромным агрономом в цитрусовом совхозе имени III Интернационала. Интересный виток истории: И.И. Воробьёв – отец А.И. Воробьёва, будущего директора института гематологии, выросшего из института переливания крови, находившегося в доме Игумнова – был во время Гражданской войны министром просвещения Абхазии, и наверняка пересекался с хозяином особняка. Скончался Игумнов в 1924 г., его похоронили близ села Алахадзы в неприметной могиле, окружённой красавцами-кипарисами.

«Великий визирь большевистской державы»

Московский дом Игумнова после национализации пустовал недолго: его занял ничем не примечательный клуб фабрики «Госзнак». Но в 1926 г. в «биографии» особняка произошло куда более знаковое событие: в нём разместился первый в мире Институт переливания крови, возглавляемый Александром Богдановым (А.А.Малиновским) – революционером, врачом, философом и писателем. Ещё один яркий, талантливый человек.
В начале 1900-х гг. Богданов стал вторым человеком среди лидеров большевиков. Историк М. Покровский называл его «великий визирь большевистской державы», подразумевая под «державой» группу революционеров, объединившихся вокруг В. Ленина. Богдановым была написана самая значительная книга по политэкономии, многие философские работы. Вскоре «визирь» стал не ладить с будущим вождём революции: их отношения часто балансировали на грани и даже за гранью разрыва. Богданов объединял вокруг себя многих социал-демократов, устроив школу на Капри под благосклонными «флюидами» Максима Горького. Ленин, в противовес Богданову, провёл школу в Лонжюмо. В 1906 г. Ленин послал Богданову резкое письмо в виде 3 тетрадей с критикой одной из его философских книг. Богданов вернул послание с лаконичным ответом: следует считать это письмо «ненаписанным, неотправленным, непрочитанным». С 1908 г. Богданов был удален из руководства партии, в 1910 – выведен из состава ЦК. С 1911 г. он отошёл от внутрипартийной борьбы, предпочтя ей медицину и литературу. Был врачом в 1-ю мировую войну в Российской армии, после революции возглавил движение Пролеткульта, в 1923 г. - арестован ГПУ, но через месяц освобожден лично Дзержинским. Известен своим вкладом в несуществующую тогда науку кибернетику.
Ещё в 1908 г. в своём научно-фантастическом романе «Красная звезда» Богданов подробно описал метод обменного переливания крови и впервые сформулировал его социально-медицинское значение. Он верил: применение обменных гемотрансфузий способно омолаживать организм и значительно увеличить продолжительность жизни. В то время такого метода лечения, как гемотрансфузия, не существовало. Спустя 18 лет, переехав в «терем» на Большой Якиманке, энтузиаст и пропагандист гемотрансфузии получил возможность проверить теорию на практике. Идеи Богданова заинтересовали лидеров советского правительства: их прельстила перспектива обрести «вечную молодость». Продление жизни было идеей фикс у руководителей Советской власти. Так, по распоряжению Сталина был создан Институт переливания крови.
Работу института Богданову помогали организовывать известные врачи и учёные того времени: С. Малолетков, И. Соболев, Д. Гудим-Левкович, Х. Владос, М. Кончаловский. Они заложили основу современной производственной и клинической трансфузиологии (правила заготовки крови, обследование доноров, изготовление групповых сывороток, показания к гемотрансфузии). Двумя главными направлениями научно-исследовательской деятельности института стали изучение терапевтической эффективности переливания крови при различных патологических состояниях и исследование обменных переливаний крови. Следует отметить, что группы крови (АВ0) были открыты лишь в 1900 г., а система резус ещё не была описана. К сожалению, именно последнее обстоятельство стало роковым для А.Богданова.
Первого больного госпитализировали в институте 2 июня 1926 г. К октябрю следующего года было сделано свыше 200 операций по переливанию крови, а к апрелю 1928 г. - около 400. Сам Богданов успешно перенёс 10 переливаний, пытаясь доказать свою теорию «омоложения». Но одиннадцатая операция, проведённая 7 апреля 1928 г., стала роковой: через три часа началась тяжелая трансфузионная реакция, вероятнее всего связанная с резус-конфликтом. До последних минут жизни учёный пытался записывать симптомы своего состояния, отказываясь в интересах науки от врачебной помощи. Власти провели расследование смерти Богданова, но о результатах не сообщили. Причина пострансфузионной реакции не установлена и по сей день, хотя представляется очевидной.
Тело Богданова кремировали, его прах похоронен на московском Новодевичьем кладбище. Но мозг учёного не покинул пределов дома Игумнова: он был передан в Институт мозга, занявшего место Института переливания крови в «тереме» на Большой Якиманке. Впрочем, это уже следующая история…

Мозговой штурм

19 июня 1927 г. газета «Известия» опубликовала статью академика В.М. Бехтерева «О создании Пантеона в СССР». Идея была, мягко говоря, неординарной: «Пантеон, который могла бы создать Советская Россия… явился бы собранием консервированных мозгов, принадлежащих вообще талантливым лицам, к каким бы областям деятельности они ни относились». Воплотить на практике инициативу Бехтерева должен был особый комитет, «которому было бы предоставлено право назначать и осуществлять вскрытие и консервирование мозгов замечательных деятелей в области политики, науки, искусства и общественности по всему СССР в целях создания в будущем музея-хранилища мозгов этих деятелей».
Мысли Бехтерева упали на благодатную почву: его поддержали многие учёные, в том числе и те, кто с 1925 г. изучал мозг В.И. Ленина под руководством известного немецкого анатома и невролога О. Фогта. Не пора ли переходить к следующему этапу – систематическому изучению архитектоники мозга других выдающихся людей, сравнению строения мозговой структуры представителей различных рас и этнических групп? Быть может, удастся найти то, что делает гениев гениальными? Проект учёных-энтузиастов заинтересовал сталинское политбюро (кто же откажется от возможности «серийного производства» гениев!). Так, в 1928 г. в Москве появился Институт мозга, которому предстояло стать одним из ведущих научных учреждений СССР. Он занял «терем» на Большой Якиманке, а Институт переливания крови переехал в другое московское здание.
Выступая на открытии Института мозга, О. Фогт доложил собравшимся о результатах исследования мозга В.И. Ленина: сделано свыше 30 тыс. срезов, выявлено резкое отличие его структуры от мозга обычных людей. По словам докладчика, «у Ленина пирамидальные клетки были развиты значительно сильнее; соединявшие их ассоциативные волокна были гораздо многочисленнее». О докладе немецкого нейролога в восторженных тонах писала газета «Правда».
Вскоре особняк на Большой Якиманке стал хранилищем мозга Ленина и ещё нескольких десятков экземпляров - «элитных» мозгов (А. Богданова, наркомов А.Цюрупы и И. Скворцова-Степанова) и «рядовых» образцов мозга людей разных национальностей. Каждый из них сначала фотографировали, затем - создавали муляж. Далее разделяли мозг на части, делая новые снимки и муляжи. Лишь после этого с помощью микротома разрезали каждую часть на тысячи слоёв толщиной в один микрон, тщательно изучая их под микроскопом. В итоге учёным так и не удалось разгадать тайну гениальности, зато на вопрос о влиянии расы и национальности на интеллект был дан однозначный ответ – ни малейшего влияния.
В 1930-е гг. о работе Института мозга писали всё меньше, и, наконец, вовсе прекратили о ней упоминать. Между тем, «пантеон» на Большой Якиманке продолжал пополняться: в распоряжении учёных оказались мозги партийной элиты - С. Кирова, В. Куйбышева, Н. Крупской, А. Луначарского; творческой интеллигенции - М. Горького, А. Белого, В. Маяковского; ученых – И. Мичурина, И. Павлова, К. Циолковского. Мнением родственников об изъятии мозга обычно не интересовались. «Коллекция» активно пополнялась и в последующие десятилетия, но наш рассказ ограничивается 1938 годом, когда Институт мозга покинул «терем», уступив его посольству Франции.
Остаётся добавить, что в 2010 г. здание отреставрировали, оно стало лауреатом конкурса московского правительства на лучший проект в области сохранения и популяризации объектов культурного наследия в номинации «За лучший проект реставрации». В наши дни особняк на Большой Якиманке по праву считается одним из самых ярких шедевров московской архитектуры XIX столетия.