30 лет назад, 4 июня, произошла крупнейшая в отечественной истории железнодорожная катастрофа: мощный взрыв газа на перегоне Аша – Улу-Теляк уничтожил два пассажирских поезда. По официальной версии погибло 575 человек. Многие жизни удалось спасти, благодаря самоотверженности врачей.

Переполненные отпускниками поезда «Новосибирск – Адлер» и «Адлер – Новосибирск» не должны были встретиться в той злополучной низине, по которой стекал газ из огромного газового «озера», накопившегося вблизи повреждённого трубопровода. Газ тяжелее воздуха и поднимался из ложбины вместе с завихрениями, когда электровоз уже проходил мимо. Оба состава отстали от графика и волей судьбы оказались в центре невидимого, смертельно опасного облака: первый поезд поднял смертоносный вихрь, а второй – поджог его искрящим токоприемником. За несколько дней до трагедии машинисты других поездов предупреждали о запахе газа на этом участке, но их предостережениям никто не внял. А незадолго до этого в стране отменили обходчиков газопроводов, которые носом следили за состоянием труб. В итоге страшный взрыв в нескольких сотнях метров от железной дороге снес составы с пути и поджёг их. В огне заживо сгорели сотни пассажиров…

Круг ада

Взрывная волна выбила оконные стекла в домах Аши в 11 км от эпицентра, вспышка пламени была видна на расстоянии 100 км. Все деревья вдоль ложбины вспыхнули в огне, оставшись без листвы. Страшное зрелище представлял из себя этот обгоревший лес. Очевидец вспоминал: «Как гигантские свечи горели деревья, вишнево-красные вагоны дымились вдоль насыпи. Стоял совершенно невозможный единый крик боли и ужаса сотен умирающих и обожжённых людей. Полыхал лес, полыхали шпалы, полыхали люди. Мы кинулись ловить мечущиеся живые факелы, сбивать с них огонь, относить ближе к дороге подальше от огня. Апокалипсис... А как много было детей!.. До ашинской больницы пострадавших пришлось возить в кузовах КамАЗов, сколько не довезли живыми. Многие дети, увидев спасателей, уползали дальше в лес и прятались, гонимые ужасом. Приходилось их выискивать, чтобы спасти».
Первый звонок на пульт уфимской «скорой помощи» поступил спустя несколько минут после взрыва. Диспетчер станции Улу-Теляк сообщил о пожаре в поезде, но масштаба катастрофы поначалу никто не мог представить. Вывозили пострадавших на дрезинах в обе стороны от катастрофы. Десятки бригад «скорой» выли из Уфы, но машин явно не хватало. Приходилось эвакуировать пострадавших на грузовиках и вертолетах. «Вертушки» с пострадавшими садились почти в центре Уфы, на площади рядом с гостиницей «Арена». Место выбрали неслучайно: именно отсюда был самый короткий путь до всех больниц города. Медикаментов тоже не хватало, поэтому пришлось вскрывать склады гражданской обороны, где хранились сильнодействующие препараты, растворы и обезболивающее средства.
Ранним утром 4 июня прозвучало радиообращение, адресованное ко всем медикам Уфы, с просьбой немедленно выйти на работу: это было воскресенье, в больницах оставались лишь дежурные врачи и санитары. Вышли все, кто мог, даже персонал поликлиник. «Спасибо всем медикам. Никому не пришлось в ту ночь повторять просьбы и приказы дважды, все понимали друг друга с полуслова, все были охвачены мыслью - спасти людей, каждого человека», - вспоминал один из уфимских врачей. Медики, милиция, военные, железнодорожники и сотни добровольцев работали круглосуточно. Многие горожане несли в больницы еду и лекарства.
Через три дня приняли решение отправить часть пострадавших на лечение в другие города. Их вывозили самолетами из Уфы в Москву, Горький, Самару, Свердловск, Ленинград. Большинство удалось спасти. Специалисты утверждали: самоотверженность и профессионализм уфимских медиков, оказывавших пострадавшим первую оперативную помощь, помогли сохранить сотни жизней. И только сами врачи знают, чего им это стоило. Один из тех, кто вытаскивал обгоревших людей с того света, вспоминал: «Мне тогда было 37 лет. Ушел на работу русым, а вернулся седым. За ночь голова не только у меня побелела. После трагедии мы не могли какое-то время говорить об этой катастрофе, настолько это было страшно. Не дай Бог видеть такую человеческую трагедию».
Слово П.Воробьеву: «В Уфу спешно военными бортами с аэродрома Чкаловский вылетали московские врачи и руководители Минздрава. Бригада Гематологического научного центра собралась очень быстро: еще не забылись трудовые будни в Ереване во время помощи пострадавшим в землетрясении и уже поздно ночью мы сели в самолет. Не прошло и полгода после армянских событий, и вот мы уже вновь в воздухе.
Перед отлетом были вскрыты государственные стратегические запасы Гематологического центра, извлечены сотни литров свежезамороженной плазмы – основного компонента трансфузиологического пособия обожженным. Транспортировали ее в фанерных двухслойных ящиках, не очень-то подходивших для многочасового сохранения низкой температуры. По прилету оказалось, что бригаду распределять некуда: уже прибыли комбустиологи и хирурги из Москвы и практически во всех больницах работали консультанты. Проведя несколько часов в автобусе, мы решили, что спасение утопающих в наших руках. Вдвоем с Владимиром Матвеевичем Городецким пошли на штурм Министра здравоохранения СССР Евгения Ивановича Чазова. Благо мы с ним уже были лично знакомы по оказанию помощи Ю.В.Андропову. Объяснили, что кроме скучающих нас, ещё размораживается при высокой температуре столь необходимая плазма. Он передал нас с рук на руки Министру здравоохранения РСФСР Анатолию Ивановичу Потапову, с которым я имел уже контакт во время Чернобыльской катастрофы. Тот распорядился отправить бригаду в реанимацию 21-й больницы. Министры быстро принимали решения…
Мне не доводилось раньше лечить таких тяжелых больных. Огромные поражения кожи, пусть даже не тяжелые, вызывают шок, болевой синдром. Перевязки делались под общим наркозом, так как отделить повязки от сочащихся тканей было невозможно без боли. Эти перевязки мне лично напоминали сцены инквизиции. Вскоре придумали, как вести этих раненых открытым способом, без мучительных перевязок и отсутствующих на тот момент кроватей-клинитронов. Над пострадавшим прямо на кровати на всю длину тела кроме головы устанавливали рамку-палатку из согнутых полукругом металлических прутьев, накидывали на нее простыню, а в ногах на расстоянии примерно 30-50 см от ступней укрепляли обычный обогреватель «ветерок». Поток сухого теплого воздуха быстро высушивал раны.
Нескольким пострадавшим удалось помочь в стабилизации давления с помощью плазмафереза. Вообще казалось, что «жизнь налаживается», поскольку состояние многих больных не вызывало больших тревог. Среди пострадавших были и не получившие больших внешних ожогов, хотя кое-кто из них вытаскивал пострадавших из горящих вагонов, побывав в огне несколько раз. Но внезапно к концу первой недели начались «острые смерти» от дыхательной недостаточности. Особенно страшно было наблюдать за молодыми «спасателями»: день-два на искусственном дыхании - и конец. Пластиковая обшивка вагонов при горении выделяет крайне токсичные вещества, которые химически сжигают легкие. Сделать с этим ничего нельзя, ходили разговоры про сурфоктанты, но тогда препаратов таких не было.
В целом и на меня, и на всю бригаду эта катастрофа произвела гнетущее впечатление. Было чем гордиться во время Чернобыля, организовав первичную сортировку пострадавших, эвакуирующихся через Москву с выявлением признаков острой лучевой болезни и лучевых контактных ожогов, наладив биологическую дозиметрию. Было чем гордиться во время оказания помощи в Ереване, где нам удалось спасти все пострадавшие конечности, сократить в десятки раз летальность и в 10 раз частоту острой почечной недостаточности. А тут никаких подвигов не получилось. Возможно, мы работали только с самыми тяжелыми пострадавшими, где-то было лучше – не знаю.
Эвакуировались обратно мы с авиационным госпиталем, полностью набитым пострадавшими. Это были не самые тяжёлые больные: тяжёлые оставались в реанимации или уже скончались к этому времени. Я ни разу не описывал эту катастрофу, уж больно с тяжёлыми и бесперспективными больными пришлось столкнуться».

Цифры на камне

В 1989 г. в стране шла перестройка. Первые лица СССР прибыли в Уфу, побывали на месте катастрофы, встречались с родственниками пострадавших. Были многолетние судебные разбирательства, в результате которых осудили (в основном, условно) нескольких незначительных должностных лиц, отвечавших за строительство и эксплуатацию взорвавшегося трубопровода. С высоких трибун благодарили спасателей, 18 врачам присвоили звание «Отличник здравоохранения СССР». Вскоре в 18-й городской больнице Уфы появилась «кафедра медицинских катастроф», где и по сей день молодым медикам преподают курс спасения жизней, основанный на опыте трагедии 1989 года. К слову, катастрофа под Ашей по сей день остаётся происшествием с самым большим количеством ожоговых больных в истории современной России.
Уже после крушения СССР, в 1992 г., на месте трагедии открыли мемориал в память о погибших пассажирах. По официальным данным, на месте аварии обнаружено 258 погибших, 806 человек получили ожоги и травмы различной степени тяжести, из них 317 умерли в больницах. Таким образом, общее число жертв возросло до 575, однако, по неофициальным данным, погибших гораздо больше. Сотни тел обгорели настолько, что опознать их не удалось.
В 1999 г., через 10 лет после катастрофы, в Челябинске открылся музей истории медицины города. Среди стеллажей медицинской литературы XVIII-XIX вв., макета первой больничной палаты, старинных приборов и прочих экспонатов создатели разместили небольшую экспозицию «Ашинская трагедия». Возможно, это единственный в России музей, в котором хранят память о жертвах крупнейшей железнодорожной катастрофы в истории нашей страны.