Этого человека называли «баловнем судьбы». Талантливый певец, поэт и композитор, любимец публики, рафинированный эстет - таким видели Александра Вертинского миллионы восторженных поклонников. И лишь немногие знали, что на пути артиста к славе было больше шипов, чем роз: ему доводилось работать грузчиком, типографским корректором, бухгалтером. А в годы первой мировой войны Александр стал медицинским братом. На санитарном поезде, курсировавшем между фронтом и Москвой, Вертинский сделал 35 тысяч перевязок раненым бойцам.

В автобиографической книге «Дорогой длинною», увидевшей свет уже после смерти автора, артист признаётся: он вполне мог окончить жизнь в тюрьме или в больнице от передозировки кокаина. Вертинский верил, что Бог хранил его, потому и удалось достичь вершины, а не скатиться на дно. Соблазнов в жизни певца было немало…

«Остроумный и жеманный Вертинский»

Будущий артист родился в Киеве. Он рано остался без родителей, жил в семье своей тётушки и не отличался примерным поведением. Тётка нещадно лупила племянника за малейшую провинность, запрещала играть с друзьями, не давала денег на карманные расходы. Тогда Саша нашёл иной способ «заработка»: стал подворовывать деньги из Киево-Печерской лавры. В пещерах, где покоятся праведники, паломники оставляли пожертвования. Мальчик делал вид, что целует святыни, а на самом деле собирал губами монетки. Однажды его поймали за этим занятием бдительные монахи, скандал приключился грандиозный. Вертинского с позором выгнали из гимназии, а тётка избила казацкой нагайкой и на несколько дней посадила в чулан под замок. Много лет спустя, артист вспоминал, что, будучи «под арестом», мечтал лишь об одном – облить керосином теткину кровать и поджечь.
Учился юный Александр спустя рукава, зато проявлял живой интерес к искусству. Со временем бойкий молодой человек стал завсегдатаем светских салонов, пробовал силы на литературном поприще и театральных подмостках. В 1913 г. 24-летний Вертинский решил перебраться в Москву.
В старой русской столице самоуверенный провинциал отправился поступать в знаменитый Московский художественный театр. Не повезло, на экзамене Александра «срезал» сам К.С. Станиславский: мэтру не понравилась картавость абитуриента. Не поверил Константин Сергеевич в Вертинского, а зря: со временем певец сделал грассирование фирменным стилем, своеобразной «визитной карточкой». А пока настойчивого молодого человека приняли в труппу маленького музыкального театра. Участвуя в постановках, Александр пел и танцевал, за что впервые в жизни удостоился краткого упоминания критика в газетной статье – «остроумный и жеманный Вертинский». Радости артиста не было предела.
На сцену певец выходил в костюме Пьеро. В начале прошлого столетия многие исполнители представали перед публикой в образе персонажей итальянской комедии масок, они удачно вписывались в модную эстетику символизма. Пьеро Вертинского покорял зрителей уникальным обаянием. Певучий речитатив томных, декадентских песен, выразительное грассирование оказывали магическое влияние на публику.
К молодому артисту пришла популярность, закрутила-заиграла богемная жизнь. Александр делал всё, чтобы стать самым ярким и запоминающимся представителем футуристов. Он мог запросто отправиться на прогулку в куртке с помпонами вместо пуговиц, вымазав лицо белой краской и вставив в глаз монокль. А ещё Вертинский пристрастился к кокаину – неизменному спутнику «золотой молодёжи» тех лет. Впрочем, мало кто в те времена считал кокаин опасным наркотиком: его воспринимали, скорее, как стимулирующее средство. Помните, как Шерлок Холмс отвечал на упрёки доктора Уотсона? Знаменитый сыщик утверждал, что принимает препарат, лишь когда «страдает от безделья и нуждается в искусственных стимуляторах».
Вертинский вспоминал: кокаин помогал ему раскрепоститься, обрести уверенность перед выступлениями (поначалу он долго не мог избавиться от страха перед выходом на сцену). Но очень скоро пришлось пожалеть о своём пристрастии. Однажды, гуляя по Тверской, Вертинский увидел, как памятник Пушкину сошёл с пьедестала и направился к трамваю, доставая из кармана плаща потёртый медный пятак. Обомлевший артист обратился к бронзовому пассажиру: «Александр Сергеевич, кондуктор не возьмет у вас этих денег, они старинные». На что Пушкин усмехнулся и ответил: «Ничего, у меня возьмет». Испуганный Вертинский бросился к доктору. Тот был категоричен: или дом для душевнобольных, или навсегда забыть о кокаине. Артист нашёл в себе силы отказаться от дьявольского зелья, а любимая сестра, талантливая актриса Надежда Вертинская, не смогла - скончалась от передозировки.

«Помножьте всё это на миллион, и верните ему в аплодисментах»

Летом 1914 г. началась первая мировая война. Московские богачи в патриотическом порыве устраивали больницы для раненых бойцов в своих роскошных особняках. Однажды Вертинский шёл по Арбату и увидел толпу людей возле дома купчихи Морозовой, где разместился импровизированный госпиталь. Артист помог перенести раненых в перевязочную. На него обратил внимание один из врачей, предложив разматывать грязные бинты и промывать раны. «За этой горячей работой незаметно прошла ночь, потом другая, потом третья, - вспоминал Вертинский. - Постепенно я втягивался в эту новую для меня лихорадочную и интересную работу». Позднее Александр спросил врача: почему он выбрал именно его? Доктор ответил: «Руки мне твои понравились. Тонкие, длинные, артистичные пальцы. Чувствительные. Такие не сделают больно».
Вертинский не только перевязывал: он читал раненым книги, помогал писать письма домой, присутствовал на операциях знаменитого московского хирурга Холина. Александр трудился, не покладая рук, тяжёлая работа и бессонные ночи в госпитале помогли ему навсегда избавиться от кокаиновой зависимости.
Вскоре на средства Морозовой был обустроен санитарный поезд для перевозки раненых с передовой в московские госпитали. Одним из санитаров стал Вертинский, записавшийся в поездную бригаду под именем «Брат Пьеро» («и тут не обошлось без актёрства», иронизирует артист). С тех пор и медперсонал, и раненые называли Александра не иначе как «Пьеро» или «Пьероша».
За каждым санитаром закрепили по вагону, «мой - один из самых чистых и образцовых» писал Вертинский. Он быстро освоил перевязочную технику, поездной врач Зайдис говорил: «Твои руки, Пьероша, священные. Ты должен их беречь». В свободное время, когда не было раненых, все собирались в вагоне-столовой, и Александр пел под гитару. Но когда вагоны заполнялись, не оставалось времени даже на сон. Кровь, грязь, стоны умирающих, бессилие от невозможности всем помочь – страдания людей навсегда остались в памяти Вертинского.
Однажды артист перевязывал раненых почти двое суток без перерыва. Когда, наконец, среди ночи работа закончилась, смертельно уставший Вертинский побрёл в своё купе, мечтая об одном – упасть в койку и заснуть. Вдруг его остановил один из солдат и попросил: «Спойте мне что нибудь». Петь? Александр не сразу понял: может, раненый бредит? «Спойте, пожалуйста, - повторил солдат. – Я скоро умру». Вертинский опустился перед раненым на колени и запел «Колыбельную» на слова К.Бальмонта:
«В жизни, кто оглянется,
Тот во всем обманется,
Лучше безрассудными
Жить мечтами чудными.
Жизнь проспать свою.
Баюшки-баю».
Уставший артист не помнил, закончил ли он свою песню. Утром его нашли сидящим рядом с умершим солдатом: Александр спал, положив голову ему на грудь.
Оперировать в поезде строго запрещалось, хирургам нельзя работать в трясущемся вагоне. Но одна операция всё-таки была сделана, и провёл её именно Вертинский. В купе к артисту положили раненого полковника. Пуля застряла возле сердца, доктора лишь разводили руками: не жилец, вряд ли дотянет до утра. Александр смотрел, как рядом с ним умирает человек, и мучился сознанием собственного бессилия. Вдруг он вспомнил о корнцанги - длинных тонких медицинских щипцах, которые купил в Москве лишь потому, что они привлекли его внимание своим «декадентским» видом. Вертинский взял корнцанги, продезинфицировал их, разрезал повязку на ране полковника и начал искать пулю. Вагон немилосердно трясло, вспоминал Александр, сердце бешено колотилось. Любое неверное движение – и человек умрёт у тебя на руках. Вертинскому несказанно повезло: его чуткие руки смогли найти и извлечь пулю. В этот момент в купе зашёл доктор Зайдис. Осознав произошедшее, он произнёс: «За такие штучки отдают под военно-полевой суд». Но победителей не судят: благодаря Вертинскому, жизнь раненого полковника оказалась вне опасности. «Я был счастлив, как никогда!» - признавался артист.
В санитарном поезде велась книга, в которую скрупулёзно записывалась каждая перевязка. Когда в 1916 г. поездную медицинскую бригаду расформировали, выяснилось: Вертинский сделал 35 тысяч перевязок. А сколько жизней удалось спасти благодаря самоотверженному труду «Брата Пьеро», не знает никто.
Вскоре после демобилизации Александр Николаевич увидел сон, который запомнил навсегда. Он стоял на залитой солнцем лесной поляне, где Бог вершил суд над людьми.
- Кто этот Брат Пьеро? - спросил Господь одного из ангелов.
- Да так, актёр какой то. Бывший кокаинист.
Господь задумался.
— А настоящая как фамилия?
— Вертинский.
— Ну, раз он актёр и 35 тысяч перевязок сделал, помножьте всё это на миллион, и верните ему в аплодисментах.
«С тех пор мне стали много аплодировать, - писал Вертинский в автобиографии. - И с тех пор я всё боюсь, что уже исчерпал эти запасы аплодисментов, или что они уже на исходе».
Русскому артисту, покинувшему родину после революции, рукоплескали во многих странах. Вертинский достиг мировой известности и признания. Даже в СССР, власти которого с настороженностью относились к эмигрантам, по достоинству оценили его талант. Д. Шостакович писал: «Вертинский в сотню раз музыкальнее нас, композиторов». В 1943 г., в разгар войны с нацистской Германией, Александр Николаевич обратился к В. Молотову с просьбой предоставить ему советское гражданство: «Жить вдали от Родины теперь, когда она обливается кровью, и быть бессильным помочь ей - самое ужасное». Просьбу удовлетворили, он вернулся. Встретили его восторженно, артист объездил с гастролями всю страну. Вертинского наградили Сталинской премией, но самой желанной наградой стали для него аплодисменты соотечественников, запасы которых так и не были исчерпаны вплоть до последних дней жизни «Брата Пьеро».