Полтора столетия назад выдающийся немецкий хирург Теодор Бильрот произнёс: «В великих врачах всегда есть что-то мечтательное, фантастическое… и, как правило, тяга к искусству». История подтверждает его правоту, сохранив для потомков немало имён медиков, коллекционирующих художественные произведения: француз Л. Ла Казе, американец А.К. Барнс, наши соотечественники С.С. Боткин и И. П. Павлов. Среди известных собирателей были и советские врачи, особое место среди них занимает знаменитый терапевт Александр Леонидович Мясников.

Заслуги А.Л. Мясникова перед отечественной медициной трудно переоценить. Его перу принадлежит более 200 научных работ по вопросам сердечно-сосудистой патологии, болезням печени и инфекционным болезням. Мясников дал «путёвку в жизнь» 30 докторам и 100 кандидатам медицинских наук. Среди учеников Александра Леонидовича – А.И.Воробьев, Е. И. Чазов, И. К. Шхвацабая, З. С. Волынский, А. С. Логинов, Х.Э.Гаджиев, В. С. Смоленский и другие талантливые врачи.
Мясников был из тех, кто лечил Сталина (заметим, что после «дела врачей» доступ к телу вождя имели лишь те, чей опыт и квалификация не подвергались сомнению). Позднее Мясников напишет автобиографическую книгу «Я лечил Сталина». Человеком он был прямым, юлить не привык, поэтому не скупился на весьма нелицеприятные характеристики. При жизни автора книгу, разумеется, не издали: она увидела свет лишь в 2011 г.
Недоброжелателей и завистников у Мясникова хватало, но они не помешали успешной карьере талантливого врача: Александра Леонидовича награждали высокими правительственными наградами, с 1957 г. он стал председателем Всероссийского общества терапевтов. По достоинству оценили заслуги советского доктора и зарубежные коллеги: Мясников стал членом президиума Международного терапевтического общества, почётным членом многих иностранных научных медицинских обществ. Незадолго до смерти, в 1964 г., ему вручили престижную международную медицинскую премию «Золотой стетоскоп».

«Я хожу на концерты с теми, с кем хочу»

Ла Казе говорил: «Есть три вида коллекционеров: первые покупают картины только для себя, вторые – чтобы иметь то, что не имеют другие, а третьи – чтобы самому наслаждаться и дать насладиться другим». А.Л. Мясников был из числа «третьих»: он любил и ценил красоту, причём во всех её проявлениях. Александр Леонидович украшал свою большую квартиру на Новослободской улице картинами знаменитых русских художников, а в «команду» набирал самых красивых сотрудниц. Коллеги пошучивали: Мясников принимает окончательное решение о приёме девушки на работу, когда она после собеседования встаёт и идёт к двери.
Уже в почтенном возрасте, давно и счастливо женатый, Александр Леонидович любил ходить в театры и на концерты классической музыки в сопровождении молодых аспиранток. Однажды в филармонии он и его спутница оказались соседями министра здравоохранения и его супруги. Почтенная дама попеняла мужу на «низкий моральный уровень» его подчинённых. На следующий день министр позвонил ректору 1-го Московского мединститута В. Кованову и потребовал сделать внушение Мясникову. Александр Леонидович, узнав о звонке, сам пришел к ректору и заявил, что готов уволиться хоть сейчас: «У меня есть Институт терапии. А министру скажите, что я хожу на концерты с теми, с кем хочу. И пусть он разбирается лучше в здравоохранении, где полно проблем, а не лезет в чужую жизнь». Кованов, человек мудрый и рассудительный, успокоил рассерженного коллегу: «Вот когда я узнаю, что вы перестали ходить с красивыми аспирантками в театр, скажу – а не пора ли вам, Александр Леонидович, уходить на пенсию».
Аукались «культпоходы» академику и дома. Вот одно из ярких детских воспоминаний внука Мясникова: «Бабушка, стоя посреди столовой, методично била о пол фарфоровые тарелки одну за другой, а дед ходил вокруг, разводил руками и виновато говорил: «Ну, Инна, ну что ты, ну хватит!». Но все эти размолвки длились недолго - на деда нельзя было всерьез сердиться. Хотя поводы для ревности, наверное, бывали: мне достаточно вспомнить, как вспыхивали глаза у почтенных женщин-профессоров, когда они только начинали рассказывать – «вот когда твой дедушка читал нам лекции…». Воистину, красота требует жертв, и Мясников, не задумываясь, приносил их на её алтарь. Впрочем, справедливости ради отметим, что баллады о лекциях А.Л. Мясникова передавались и мужской половиной его учеников.

«Редкий Гейнсборо и два отличных Констебля»

Коллекционировать картины русских и зарубежных мастеров Мясников начал на заре 1940-х гг., будучи начальником кафедры факультетской терапии Военно-морской медицинской академии в Ленинграде и одновременно главным терапевтом военно-морского флота СССР. Как вспоминал Александр Леонидович, «первой ласточкой» стал этюд пейзажиста Петровичева, его подарил врачу один из благодарных пациентов. А затем Мясников сам начал приобретать полотна известных художников. После переезда из Ленинграда в Москву он привёз с собой несколько великолепных портретов Рокотова, Боровиковского, Крамского, пейзажи Рылова и Крыжицкого. Дополняла интерьер квартиры Мясникова роскошная антикварная мебель из красного дерева.
С конца 1940-х гг. Александр Леонидович часто наведывался в популярные среди московских коллекционеров «Сретенскую» и «Арбатскую» комиссионки. Все продавцы прекрасно знали респектабельного и состоятельного клиента, поэтому специально оставляли для него раритетные «вещи»: «Портрет князя Михаила Николаевича» Серова, «Помещик с ружьём» Тропинина, «Портрет дочери» Венецианова, картины Левитана, Врубеля, Рериха, Сомова, Коровина, Юона. Среди ценителей живописи ходили легенды о великолепной «мясниковской галерее».
Художественные интересы Мясникова не ограничивались отечественным искусством: он прекрасно знал и ценил европейскую живопись. Выезжая в зарубежные командировки, даже в самом плотном рабочем графике непременно выкраивал время для музеев и картинных галерей, знакомился с частными коллекциями. Однажды Александра Леонидовича пригласил в свой замок богатый английский аристократ - профессор медицины и страстный коллекционер. Они прошли по длинной галерее, увешанной картинами, увлечённо обсуждая некую научную проблему. Позже, за обеденным столом, англичанин поинтересовался: «Я слышал, вы любите живопись. Мы проходили по галерее с неплохой коллекцией английских художников, а вы даже на неё не взглянули». Мясников непринуждённо ответил: «Почему же, просто мне было неудобно прерывать наш разговор. У вас интересные работы прерафаэлитов и Лоуренса, довольно редкий Гейнсборо и два отличных Констебля».
Мясников восхищался картинами великих итальянцев и голландцев эпохи Возрождения, почитал Матисса, живо интересовался творчеством Дали, Малевича, Кандинского, приобретал работы советских авангардистов и неформалов - Анатолия Зверева и Владимира Яковлева, «страшно далёких» от господствовавшего в СССР соцреализма. А вот передвижников не жаловал: они казались ему скучными. Сильной и яркой натуре Мясникова были близки картины с богатой палитрой цветов, далёкие от «сухого» академизма. Он наслаждался своими полотнами так же, как обществом красивых женщин, классической музыкой или изысканным вином. И это наслаждение стремился разделять с друзьями и близкими. Когда в дом приходили гости, Александр Леонидович неизменно проводил их по комнатам, увешанным картинами, с гордостью показывал новые приобретения и искренне огорчался, если кто-нибудь их критиковал. Впрочем, такое случалось нечасто.

Sic transit pulchritudo

Осенью 1965 г. 66-летний Мясников почувствовал сильные боли в сердце. Коллеги предлагали лечь в больницу, но Александр Леонидович отказался наотрез – работы невпроворот, некогда в постели валяться. Врачи решили убедить академика: показали Мясникову его собственную кардиограмму и спросили, как бы консультируясь - что делать c этим пациентом? «Как что? – возмутился Александр Леонидович. – Тут прединфарктное состояние, срочно госпитализировать!». А когда узнал, в чём дело – рассердился не на шутку: нельзя, мол, мерить всех одним аршином. Так и не лёг в больницу.
Утром 19 ноября 1965 г. Мясников встретился у себя дома с человеком, предлагавшим купить полотно известного художника. Картина оказалась фальшивкой. Александр Леонидович вспылил и выставил афериста за дверь, однако нервное потрясение оказалось роковым для больного сердца академика: врачи его не спасли. Вскоре умерла вдова Мясникова, затем – младший сын. Родственники стали распродавать коллекцию, и постепенно «мясниковская галерея» растворилась в других частных собраниях.
Но осталась память о выдающемся враче и тонком ценителе прекрасного Александре Леонидовиче Мясникове. Его имя носит Институт клинической кардиологии, Всероссийская научная ассоциация исследования артериальной гипертонии; на стене дома, где жил академик, установлена мемориальная доска. Жаль только, что исчезла коллекция, в которую вкладывал душу этот удивительный человек.