Замечательный французский писатель Анатоль Франс во время скучных заказных работ стимулировал вдохновение вином из заветного графинчика. Однажды, (как бы по недосмотру), там оказался коньяк, и – о чудо! - перо летало по бумаге легко, как никогда. Результатом стало повышение гонорара: в редакции высоко оценили пафос тривиального фельетона.
Вообще, если присмотреться к творцам поближе, увидим, насколько всё, что медициной и моралью трактуется, как излишества, на самом деле было для гениев не так плохо, а иногда и полезно. В меру, разумеется. У нас, в России, правильно заметили: «Невинно питие, проклято пьянство».

«Сюда, вино златое»

Вино струится в стихотворных строках египтян, вавилонян, китайцев, греков, римлян… Оно окрыляет мысль, рождает поток ассоциаций. Омар Хайям в XI веке писал дивные рубаи: «Мир одряхлел, но кажется моложе, Когда глядишь сквозь винную бутыль». Как ценил персидский поэт божественный напиток видно из его признания: «Я за один глоток вина отдам сокровища Китая». Такой высокой ноты трудно найти у последующих поколений творцов, поклонников вина, однако, суть мысли – та же. Не повезло с вином только Эразму Роттердамскому, да и то потому, что, болея почками, вздумал лечиться напитком, отнюдь для этого не предназначенным.
Где вино, там и Муза. Один литератор заметил: «Кто-нибудь знал когда поэта трезвого? Такой ничего хорошего не написал». И как не вспомнить тут Пушкина, «лучшего гостя за бутылкой», как говорил о нём его друг, поэт Баратынский. У Александра Сергеевича вино не просто тема - это действующее лицо: «Да здравствует Бордо, наш друг!». Гимны дивному напитку пелись еще Пушкиным-лицеистом: «Скорее скатерть и бокал, Сюда, вино златое!». Как заканчивались такие пирушки? Да обыкновенно: «Вся комната пошла кругом, Покрылись очи мраком».
Гусарили лихо, читаем у Дениса Давыдова: «Проспавшись до Твери, в Твери опять напьюся, И пьяный в Петербург на пьянство прискачу». И ведь никакого алкоголизма: с делами справлялся, с Наполеоном воевал в партизанских отрядах, да и вдохновение посещало исправно.
Дворянская молодежь в России приобщалась к вину довольно рано, читаем у 15-летнего Михаила Лермонтова: «Я рожден с душою пылкой, Я люблю с друзьями быть, А подчас и за бутылкой Быстро время проводить».
Будет в России и другой великий поэт, для которого тема вина станет одной из главных – Александр Блок: «А ты, вино, осенней стужи друг, Пролей мне в грудь отрадное похмелье, Минутное забвенье горьких мук».
Поэтов много, и хороших, и разных. Например, «лирический ироник» Игорь Северянин. Вино у него всегда под руку с цветами или фруктами: «Шампанское в лилии – святое вино», «Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!». Ананасы вообще почему-то были востребованы русской поэзией. Андрей Белый в 1903 г. «в небеса запустил ананасом», Владимир Маяковский (который, кстати, предпочитал всем напиткам шампанское) в 1917 г. напутствовал «буржуев»: «Ешь ананасы, рябчиков жуй». Забегая вперёд, у Александра Галича через полвека тоже аукнулось: «Эй, подайте ж мне ананас И коньячку еще двести грамм».
Вино помогало нашим поэтам и в послереволюционной эмиграции. Читаем у Владислава Ходасевича: «Полузабытая отрада Ночной попойки благодать: Хлебнешь – и ничего не надо, Хлебнешь - и хочется опять». Бориса Пастернака, который вообще-то любил коньяк, в 1917 г. преследовал запах винной пробки: «Топтался дождик у дверей, И пахло винной пробкой», «Дни висли, в кислице блестя, И винной пробкой пахли», «Засим, имелся сеновал И пахло винной пробкой». Вот, собственно, и все. Обидно от такого поэта не получить особенных строчек о вине, вот написал же Осип Мандельштам в стихотворении «Тифлис», в 1920-м: «Кахетинское густое Хорошо в подвале пить – Там, в прохладе, там, в покое Пейте вдоволь, пейте двое, Одному не надо пить».

«Мы выпьем раз, и выпьем два за наши славные дела»

Канула в Лету Российская империя, её руины озарили красные звезды СССР. Всё изменилось, однако муза и вино по-прежнему крепко держатся за руки, как в мирные, так и в военные годы. В 1942 г., когда гитлеровские орды рвались к Сталинграду, Константин Симонов писал: «Поставь же нам стаканы заодно Со всеми! Мы еще придем нежданно. Пусть кто-нибудь живой нальет вино Нам в наши молчаливые стаканы», «Мы ели то, что бог послал, И пили, что шофер достал».
Боевые 100 грамм от войны неотделимы – они были лекарством от всего: боли, тоски, страха. «Не добудешь ста грамм по дороге, Только ветер бросается в ноги И глаза обжигает до слез», – это Арсений Тарковский.
Если «Евгений Онегин» – энциклопедия русской жизни, то «Василий Теркин» – энциклопедия Великой Отечественной, а поэт Александр Твардовский – ее летописец. Читаем «книгу про бойца»: «А потом тебя покормят, Будет мерою душа. Старшина отпустит чарку, Строгий глаз в нее кося».
В 1960-е поэты запели. Цитировать Александра Галича можно ведрами: «Я коньячку принял полкило», «И лечусь «Столичною» лично я», «Я пол-литра куплю, валидолу куплю, Двести сыра и двести «любительской» (эти советские 200 граммов любого продукта так же неотделимы от эпохи, как 100 грамм «боевых»). У Галича вообще широко представлена скудная советская гастрономия: «Не «Столичную» пьем, а «Особую», «На столе у них икра, балычок, Не какой-нибудь – «КВ» – коньячок».
Впрочем, несправедливо всю честь и хвалу отдавать лишь вину. Были ведь и другие стимуляторы творческого процесса.
«Этот мир не так уж плох, покуда в нём есть кофе»

Согласно легенде, полезные свойства кофе впервые оценили по достоинству ещё в IX веке эфиопские монахи-копты. Он помогал им бодрствовать во время многочасовых ночных молитв. Правда, арабы, в свою очередь, утверждают, что родиной кофе является Йемен. Но, как бы там ни было, бодрящий напиток вскоре завоевал и восток, и запад.
Поклонников у кофе ничуть не меньше, чем у вина, может, ещё и потому, что он не обманывает наших чувств и не горячит воображение. Хотя бывают и исключения. «Для вдохновения мне нужны только раскрытый рояль, тишина и чашечка кофе, - писал «король вальса» Иоганн Штраус. - Из запаха родится музыка, тишина позволит ее услышать, а рояль воплотит в жизнь».
«Если я не выпью кофе три раза в день, то усыхаю, как кусок жареной козлятины», - откровенничал другой великий композитор Иоганн Себастьян Бах. Он даже создал кантату, посвящённую своему любимому напитку.
Большим поклонником кофе был Шарль Морис де Талейран, министр иностранных дел революционной Франции, Наполеона, Людовика XVIII и Луи-Филиппа. Один из самых одиозных политиков той бурной эпохи снискал сомнительную славу человека лживого и беспринципного: как писал современник, Талейран с лёгкостью предавал всех, кто его покупал. Единственное, чему дипломат оставался верен всю жизнь – любви к кофе. «Кофе должен быть горячим, как ад, черным, как чёрт, чистым, как ангел, и сладким, как любовь», - утверждал он. Талейрану вторит английский писатель Джон Голсуорси: «Есть вещи, которые стоят того, чтобы им хранили верность. Например, кофе».
Среди блистательных любителей напитка - Вольтер, Дидро, Руссо, Шиллер. О Бальзаке говорили, что он прожил пятьюдесятью тысячами чашек кофе и умер от пятидесяти тысяч чашек кофе. Причем, биографы французского писателя утверждают, что цифры явно занижены: ведь без любимого напитка автор «Человеческой комедии» не садился ни за обеденный, ни за письменный стол. Русской императрице Екатерине II заваривали кофе из расчета 400 г на пять чашек! Не в этом ли тайна удивительной энергии и бодрости женщины, которой до конца жизни (67 лет) хватало времени и сил, как на государственные дела, так и на любовные утехи?
Не обошёл словом чудодейственный напиток Александр Пушкин: «Как мусульман в своем раю, С восточной гущей кофе пью».
Конечно же, строгие блюстители морали на каждый приведённый нами пример ответят десятком веских контрдоводов. И всё же, прежде чем клеймить вино и кофе, есть смысл вспомнить о том, как наслаждались этими «излишествами» гении, золотыми буквами вписавшие в историю свои имена. А уж потом пусть каждый из нас, простых смертных, сделает собственный сознательный выбор. В смысле, разумный…

Александр Дмитриев