Павел Воробьёв
Очередной этап нашего автопробега «За справедливое здравоохранение» проходит по Прионежью. Развивая проект MeDiCase, мы посещаем пять районов Карелии, в которых передаем наши чудо-кейсы в 13 населенных пунктов.
На следующий день мы снова разъехались: наша команда направилась в Кондопогу, вторая бригада – в Пряжу.
Урочище смерти
Но перед Кондопогой мы заезжаем в урочище Сандармох. Половина нашей команды тут впервые. Место это страшное, пожалуй, одно из самых страшных в сталинском ГУЛАГе. Про него мало известно, поэтому позволю себе краткое отступление. Лишь один эпизод: расстрел соловецкого этапа в июле 1937 г. - 1 100 человек. Дали распоряжение «проредить» сидельцев лагерей, списать большую часть их «по первой категории»: для тех, кто не знает – расстрелять. Были определены группы, комиссиям в лагерях оставалось поднять дела и занести в них человека. Далее дела направлялись в «тройки», которые просто штамповали смертные приговоры. «Тройки» располагались далеко от лагерей, в частности, судьбы соловецких заключенных решались (точнее – подписывались) в Ленинграде. Ни о каком подобии суда речи не шло. До последних мгновений люди не знали своей участи.
Всего в Соловецком лагере было уничтожено в ознаменование Большого террора около 2 тыс. человек в 3 этапа. Самая малая часть расстреляна под горой Секирка. Про это довольно хорошо известно, так как были свидетели. Расстрельные рвы пока не нашли. Ещё часть – около 600 человек – уничтожена, вероятно, в Лодейном Поле. Место захоронения не найдено, и, похоже, не найдут: скорее всего, оно под фундаментами строений. А самая большая партия расстрелянных оказалась в Сандармохе.
Заключённых везли на пароходе в Кемь 2-3 декабря. Оттуда по железной дороге до Надвоицы, где эшелон принял новый конвой. Далее эшелон ушел до Медвежьей Горы. Тут людей поместили в изоляторе и в три дня (8 - 10 декабря) уничтожили. Человека вызывали якобы на медосмотр, просили раздеться до нижнего белья, сверяли его данные, после чего двое выворачивали и связывали ему руки. Если человек начинал кричать и сопротивляться, его били специальной колотушкой по голове. Колотушка была именной, принадлежала начальнику 5-го отделения И.А. Бондаренко. Это была метровая стальная трость, заострённая с одного конца и имевшая молоток с топориком на другом. Она была даже подписана. Ледоруб такой… Была и вторая колотушка, но молоток был к ней просто приварен. Этим молотком били по голове, если жертва не успокаивалась, её забивали ногами и оружием, душили. Некоторых прокалывали острым штырем насквозь. Мёртвых вытаскивали в соседнюю комнату, закрывая голову тряпкой, чтобы не текла кровь. Живых – человек по 50 – накапливали в другой комнате, где им связывали ноги. Дальше партию на двух грузовых машинах, вмещавших человек по 20, вывозили за 16 км от Медвежьей горы, укладывали в яму и стреляли в голову. Мертвых привозили в конце экзекуции.
Еще раз: 1100 человек за три ночи. Это примерно чуть меньше, чем по 400 человек, 7-8 рейсов за ночь. Явно не уложиться в тёмное время суток, даже с учётом длинной приполярной ночи. Скорее всего, конвейер смерти работал безостановочно.
Сейчас в Петрозаводске идет судилище над человеком, открывшим миру Сандармох – Юрием Дмитриевым. Он нашёл расстрельные ямы в 1997 г., их там более 230 (расстрелы начались в 1934 году и закончились в 1941, всего уничтожено от 7 до 9 тысяч человек), установил памятники. Но, видимо, деятельность по вскрытию нарывов прошлого пришлась не по душе современным продолжателям дела Сталина, и Дмитриева по абсолютно сфабрикованному, ложному навету держат в тюрьме уже почти год…
Вести из Минздрава
Но вернемся к медицине. В Кондопоге мероприятие прошло достаточно гладко: народа много, были корреспонденты, не только взятые нами из Москвы, но и местные. Вопросов особенно не задавали, быстро провели тренировочное обследование. Там же пообщались с представителем Минздрава Республики Карелия, отвечающим за реализацию проекта. Накануне в Минздраве произошли изменения: ушла с поста первого замминистра О.С. Капошилова, проработавшая на этой ключевой должности много лет. Собственно, до последнего времени мы развивали проект именно под её опекой. Для нас, как и для многих, с кем мы общались, её уход был полной неожиданностью. Но главное – проект осиротел…
Здесь меня огорошили последними нововведениями. Оказывается, пока мы все «дремали», Минздрав реализовал идею доктора Рошаля о принудительном распределении выпускников. Теперь в дипломе не пишется «лечебное дело», как было раньше, с возможностью развиваться в любого врача. Ныне из стен ВУЗа выходит врач-лечебник и врач-педиатр. Минтруд принял – по «указивке» Минздрава – положения, о том, что отныне эти специалисты могут работать исключительно в амбулаторно-поликлиническом звене. Чтобы трудиться по любой другой специальности, в частности – в стационаре, надо пройти ординатуру. В районах молодые врачи всегда дежурили в больницах, теперь - не имеют права. А ведь это не только их приработок, это еще и закрывание дыр в стационаре: врачей в районах крайне мало и дежурить попросту некому.
Грустные мысли о главном
Из Кондопоги мы поехали назад, в деревню Белая Гора, расположенную в 5 километрах от деревни Тивдии, увозя с собой ответственную домового хозяйства. В Тивдии находится ФАП, там проживает достаточно много народа. А в Белой Горе – хорошо если 15 человек остаются на зиму. Остальные живут только летом и называются «дачники». Огород, бортничество и рыбалка – основные источники местного благосостояния.
Наша спутница из Белгородчины. Она еще в начале 1960-х решила обучиться в столице, где в то время находились после армии её братья. Но, у неё, как у колхозницы, не было паспорта. И хотя в училище девушку приняли, но недремлющее око увидело сие безобразие, и ей ничего не оставалось, как скрыться. Так она оказалась замужем тут, в Белой Горе. И прожила всю жизнь, воспитав двух детей, а теперь уже – и внуков. Дети живут в Кондопоге, внучка работает в Петрозаводске фельдшером. Дама весьма активна, занимается рыбалкой, водит снегоход. Однажды чуть не утопила бывшего егеря в полынье, но сама же и спасла. Живёт в старинной избе XIX века напротив разрушающейся церкви, которая простояла всю советскую власть, но недавно подверглась снятию крыши одни местным варваром, после чего начала рассыпаться. Восстановлению не подлежит. Во всяком случае, ни у кого до этого не доходят руки.
Кстати, едва не утонувший бывший егерь ещё и бывший майор, начальник пожарной части Кондопоги - поджарый и активный мужик. Кроме истории с несостоявшимся утоплением, рассказал об опыте своего общения с медициной. Ему регулярно надо получать медицинскую справку на права для вождения грузового транспорта (не стал спрашивать про предрейсовый осмотр – и так все понятно). Для получения этой справки его заставляют пройти флюорографию. Естественно – за свои деньги. А для получения справки на оружие надо – ВНИМАНИЕ! – пройти электроэнцефалографию и МРТ головного мозга. И опять же – не бесплатно. Последнее удовольствие – более 2,5 тысяч рублей. А без МРТ и ЭЭГ психиатр не может оценить его психическое состояние и выдать справку о том, что на учёте человек не состоит. Назвать это бредом – язык не поворачивается, скорее – банальное вымогательство. На этом теперь и стоит/живёт медицина.
Вторая наша бригада оказалась неожиданно для себя на Сямозере. Да-да, на том самом, где год назад погибли дети. Озеро считается опасным: регулярно налетают шквалы, переворачивающие лодки. Люди там гибнут постоянно. И чего занесло туда горе-педагогов, если можно их назвать «педагогами». Сегодня на месте бывшего детского лагеря лишь цветы и венки. Лагеря больше нет, но вся эта история пока не закончена.
Здесь пожилая фельдшер-пенсионер оказалась в роли ответственного домового хозяйства, хотя от медицины давно устала. Провели первый осмотр и сразу выявили необходимость срочной госпитализации. Мы даже специально заезжали потом в Пряжу к врачу с этим вопросом. Но больная отказалась. С одышкой, ночной стенокардией… Не привыкли деревенские жаловаться и бегать по больницам: их отношение к медицине более чем скептическое.
В целом, впечатление от этой поездки оказалось весьма и весьма негативным. Никому ничего не надо. Разговор начинается и заканчивается вопросом о деньгах. Все раздражены друг на друга, ни о какой корпоративности или солидарности речи нет. Медицинские работники негативно настроены по отношению к больным, те, в свою очередь – к медикам. Два враждующих клана. Удивительно… Ясно одно: так новую медицину не построишь. Деревня перемелет любой самый перспективный проект. Да и не очень-то на неё – деревню – обращают внимание и решают её проблемы. Из-за кремлевских зубцов развалюх не видно…
На следующий день мы снова разъехались: наша команда направилась в Кондопогу, вторая бригада – в Пряжу.
Урочище смерти
Но перед Кондопогой мы заезжаем в урочище Сандармох. Половина нашей команды тут впервые. Место это страшное, пожалуй, одно из самых страшных в сталинском ГУЛАГе. Про него мало известно, поэтому позволю себе краткое отступление. Лишь один эпизод: расстрел соловецкого этапа в июле 1937 г. - 1 100 человек. Дали распоряжение «проредить» сидельцев лагерей, списать большую часть их «по первой категории»: для тех, кто не знает – расстрелять. Были определены группы, комиссиям в лагерях оставалось поднять дела и занести в них человека. Далее дела направлялись в «тройки», которые просто штамповали смертные приговоры. «Тройки» располагались далеко от лагерей, в частности, судьбы соловецких заключенных решались (точнее – подписывались) в Ленинграде. Ни о каком подобии суда речи не шло. До последних мгновений люди не знали своей участи.
Всего в Соловецком лагере было уничтожено в ознаменование Большого террора около 2 тыс. человек в 3 этапа. Самая малая часть расстреляна под горой Секирка. Про это довольно хорошо известно, так как были свидетели. Расстрельные рвы пока не нашли. Ещё часть – около 600 человек – уничтожена, вероятно, в Лодейном Поле. Место захоронения не найдено, и, похоже, не найдут: скорее всего, оно под фундаментами строений. А самая большая партия расстрелянных оказалась в Сандармохе.
Заключённых везли на пароходе в Кемь 2-3 декабря. Оттуда по железной дороге до Надвоицы, где эшелон принял новый конвой. Далее эшелон ушел до Медвежьей Горы. Тут людей поместили в изоляторе и в три дня (8 - 10 декабря) уничтожили. Человека вызывали якобы на медосмотр, просили раздеться до нижнего белья, сверяли его данные, после чего двое выворачивали и связывали ему руки. Если человек начинал кричать и сопротивляться, его били специальной колотушкой по голове. Колотушка была именной, принадлежала начальнику 5-го отделения И.А. Бондаренко. Это была метровая стальная трость, заострённая с одного конца и имевшая молоток с топориком на другом. Она была даже подписана. Ледоруб такой… Была и вторая колотушка, но молоток был к ней просто приварен. Этим молотком били по голове, если жертва не успокаивалась, её забивали ногами и оружием, душили. Некоторых прокалывали острым штырем насквозь. Мёртвых вытаскивали в соседнюю комнату, закрывая голову тряпкой, чтобы не текла кровь. Живых – человек по 50 – накапливали в другой комнате, где им связывали ноги. Дальше партию на двух грузовых машинах, вмещавших человек по 20, вывозили за 16 км от Медвежьей горы, укладывали в яму и стреляли в голову. Мертвых привозили в конце экзекуции.
Еще раз: 1100 человек за три ночи. Это примерно чуть меньше, чем по 400 человек, 7-8 рейсов за ночь. Явно не уложиться в тёмное время суток, даже с учётом длинной приполярной ночи. Скорее всего, конвейер смерти работал безостановочно.
Сейчас в Петрозаводске идет судилище над человеком, открывшим миру Сандармох – Юрием Дмитриевым. Он нашёл расстрельные ямы в 1997 г., их там более 230 (расстрелы начались в 1934 году и закончились в 1941, всего уничтожено от 7 до 9 тысяч человек), установил памятники. Но, видимо, деятельность по вскрытию нарывов прошлого пришлась не по душе современным продолжателям дела Сталина, и Дмитриева по абсолютно сфабрикованному, ложному навету держат в тюрьме уже почти год…
Вести из Минздрава
Но вернемся к медицине. В Кондопоге мероприятие прошло достаточно гладко: народа много, были корреспонденты, не только взятые нами из Москвы, но и местные. Вопросов особенно не задавали, быстро провели тренировочное обследование. Там же пообщались с представителем Минздрава Республики Карелия, отвечающим за реализацию проекта. Накануне в Минздраве произошли изменения: ушла с поста первого замминистра О.С. Капошилова, проработавшая на этой ключевой должности много лет. Собственно, до последнего времени мы развивали проект именно под её опекой. Для нас, как и для многих, с кем мы общались, её уход был полной неожиданностью. Но главное – проект осиротел…
Здесь меня огорошили последними нововведениями. Оказывается, пока мы все «дремали», Минздрав реализовал идею доктора Рошаля о принудительном распределении выпускников. Теперь в дипломе не пишется «лечебное дело», как было раньше, с возможностью развиваться в любого врача. Ныне из стен ВУЗа выходит врач-лечебник и врач-педиатр. Минтруд принял – по «указивке» Минздрава – положения, о том, что отныне эти специалисты могут работать исключительно в амбулаторно-поликлиническом звене. Чтобы трудиться по любой другой специальности, в частности – в стационаре, надо пройти ординатуру. В районах молодые врачи всегда дежурили в больницах, теперь - не имеют права. А ведь это не только их приработок, это еще и закрывание дыр в стационаре: врачей в районах крайне мало и дежурить попросту некому.
Грустные мысли о главном
Из Кондопоги мы поехали назад, в деревню Белая Гора, расположенную в 5 километрах от деревни Тивдии, увозя с собой ответственную домового хозяйства. В Тивдии находится ФАП, там проживает достаточно много народа. А в Белой Горе – хорошо если 15 человек остаются на зиму. Остальные живут только летом и называются «дачники». Огород, бортничество и рыбалка – основные источники местного благосостояния.
Наша спутница из Белгородчины. Она еще в начале 1960-х решила обучиться в столице, где в то время находились после армии её братья. Но, у неё, как у колхозницы, не было паспорта. И хотя в училище девушку приняли, но недремлющее око увидело сие безобразие, и ей ничего не оставалось, как скрыться. Так она оказалась замужем тут, в Белой Горе. И прожила всю жизнь, воспитав двух детей, а теперь уже – и внуков. Дети живут в Кондопоге, внучка работает в Петрозаводске фельдшером. Дама весьма активна, занимается рыбалкой, водит снегоход. Однажды чуть не утопила бывшего егеря в полынье, но сама же и спасла. Живёт в старинной избе XIX века напротив разрушающейся церкви, которая простояла всю советскую власть, но недавно подверглась снятию крыши одни местным варваром, после чего начала рассыпаться. Восстановлению не подлежит. Во всяком случае, ни у кого до этого не доходят руки.
Кстати, едва не утонувший бывший егерь ещё и бывший майор, начальник пожарной части Кондопоги - поджарый и активный мужик. Кроме истории с несостоявшимся утоплением, рассказал об опыте своего общения с медициной. Ему регулярно надо получать медицинскую справку на права для вождения грузового транспорта (не стал спрашивать про предрейсовый осмотр – и так все понятно). Для получения этой справки его заставляют пройти флюорографию. Естественно – за свои деньги. А для получения справки на оружие надо – ВНИМАНИЕ! – пройти электроэнцефалографию и МРТ головного мозга. И опять же – не бесплатно. Последнее удовольствие – более 2,5 тысяч рублей. А без МРТ и ЭЭГ психиатр не может оценить его психическое состояние и выдать справку о том, что на учёте человек не состоит. Назвать это бредом – язык не поворачивается, скорее – банальное вымогательство. На этом теперь и стоит/живёт медицина.
Вторая наша бригада оказалась неожиданно для себя на Сямозере. Да-да, на том самом, где год назад погибли дети. Озеро считается опасным: регулярно налетают шквалы, переворачивающие лодки. Люди там гибнут постоянно. И чего занесло туда горе-педагогов, если можно их назвать «педагогами». Сегодня на месте бывшего детского лагеря лишь цветы и венки. Лагеря больше нет, но вся эта история пока не закончена.
Здесь пожилая фельдшер-пенсионер оказалась в роли ответственного домового хозяйства, хотя от медицины давно устала. Провели первый осмотр и сразу выявили необходимость срочной госпитализации. Мы даже специально заезжали потом в Пряжу к врачу с этим вопросом. Но больная отказалась. С одышкой, ночной стенокардией… Не привыкли деревенские жаловаться и бегать по больницам: их отношение к медицине более чем скептическое.
В целом, впечатление от этой поездки оказалось весьма и весьма негативным. Никому ничего не надо. Разговор начинается и заканчивается вопросом о деньгах. Все раздражены друг на друга, ни о какой корпоративности или солидарности речи нет. Медицинские работники негативно настроены по отношению к больным, те, в свою очередь – к медикам. Два враждующих клана. Удивительно… Ясно одно: так новую медицину не построишь. Деревня перемелет любой самый перспективный проект. Да и не очень-то на неё – деревню – обращают внимание и решают её проблемы. Из-за кремлевских зубцов развалюх не видно…