Алла Игоревна, всегда ли Вы ощущали себя лидером?
Я человек, которым невозможно управлять. В школе далеко не всегда вела себя хорошо. В дневниках мне писали: «подралась», «выгнали из класса». С детства отстаивала свое мнение и в молодости была максималисткой. У меня рано сформировались определенные принципы и их-то и отстаиваю всю жизнь. При этом жизнь моя не без ошибок.
В 10-м классе я сдавала государственные экзамены на аттестат. Был экзамен по литературе. Мне не нравятся стихи Маяковского и разбирать их тогда не очень-то хотелось. Не нравилось и то, что иногда в его стихах встречаются матерные слова.
А заставить меня сделать то, что мне не хочется, невозможно. Маяковского навязывали, заставляли читать, учить: это же революционный поэт. Но почему я должна знать наизусть Маяковского, который мне не нравится?
Стихи его я читала. Я любила его раннюю лирику. У меня дома была книжка от бабушки с дедушкой еще дореволюционного издания.
Я была уверена, что вопрос о Маяковском достанется мне на экзамене. Так и произошло. Я сразу сказала, что не люблю Маяковского, поэтому не хочу разбирать его стихи. Помню, учительница посмотрела на меня почти как на врага народа. И вдруг, другая говорит: «но такие заявления нужно аргументировать». Я вспомнила, когда читала «Героя нашего времени», в предисловии к книге обратила внимание на одну фразу. Не уверена, что точно цитирую, но смысл был в том, что в хорошей книге и в порядочном обществе площадная брань не должна иметь место. Об этом я и сказала экзаменаторам. Они только смотрели на меня, но ответить им было нечего. В конце концов меня попросили прочитать стихи о советском паспорте.
И мне поставили 5, несмотря на то что я, по сути, отказалась отвечать на вопрос.
Ваши принципы не менялись?
Они, если можно так сказать, смягчались. Я приспособилась к этой жизни. И прежде всего поняла, что нужно учиться не осуждать людей.
Не могу делать некоторые вещи. Например, к людям старше себя обращаться на «ты». Не могу оскорбить человека, который старше меня. Даже если он не прав. Я попытаюсь понять его. Не потому что ему больше лет, а потому, что он больше видел в жизни, и, может быть, в этот момент ты что-то недопонимаешь.
Расскажите о своей семье, кем был Ваш дедушка?
Дедушка, Михаил Иосифович Якушин, был известным человеком. Он — заслуженный мастер спорта СССР, заслуженный тренер по футболу СССР, заслуженный тренер Узбекской ССР, заслуженный тренер Грузинской ССР, заслуженный тренер РСФСР. Он человек, который тренировал сборную СССР по футболу в 1968 году. Дедушка у меня чемпион СССР по футболу, по хоккею с мячом и с шайбой — девятикратный чемпион СССР. Потом дедушка — это человек, который в 1945 году, когда ему было 35 лет, стал главным тренером московского «Динамо», и его команда одержала победу в турне по Англии.
Он очень увлекался театром и водил в театр меня. Мы жили вместе, он прожил большую жизнь (родился в 1910, умер в 1997) и много рассказывал и про войну, и про футбол, и про театр.
У него есть медаль «За оборону Москвы». Он служил в частях НКВД как все спортсмены клуба «Динамо» и защищал Москву. Жена дедушки со своими детьми — моей мамой и ее братом — были в эвакуации. В 1944 году пришел приказ о том, что надо провести чемпионат по футболу. Ну, это те же политические технологии, что и сейчас. И дедушка со всех фронтов собирал игроков. Но в 1944 году провели только кубок. Это были первые соревнования во время войны. Кстати, тогда «Зенит» победил первый раз в истории советского футбола.
А где Вы родились?
Здесь, в Москве. Точнее в Останкино в 1965 г. А здесь, недалеко от Белорусского вокзала, я живу с 1975 г, почти 40 лет.
Почему Вы поступили в Бауманский университет, если любите литературу?
Будучи человеком с гуманитарными наклонностями, я увлекалась историей — в детстве я мечтала стать следователем или адвокатом. Но в советские времена английский язык у нас в школе преподавался так, чтобы мы могли читать, но не могли говорить. Для поступления на юридический факультет нужно было сдавать английский, а я его не знала.
У меня были задатки технаря, мне нравится математика. Я неплохо играю в шахматы.
И мне пришлось выбирать вуз не по принципу «то, что мне нравится», а по принципу «куда я смогу поступить». И из всех технических вузов я выбрала Бауманский. Не помню почему, скорее всего, потому, что он был престижный.
Учиться было тяжело, особенно первые 2 года, я чувствовала, что это было не моё. Но потом втянулась. Диплом уже писала с удовольствием. По специальности я инженер-механик, а специализация — технология машиностроения металлорежущих станков и инструментов. Я умею работать на токарном станке, на слесарном станке, меня учили сварке.
После окончания университета меня распределили в НИИ вакуумной техники имени С.А. Векшинского. В НИИ я работала до 1992 г. А потом, когда все стало разваливаться, я ушла.
Как вы начали заниматься общественной деятельностью?
Правильнее было бы сказать «гражданский активист». Это человек, который активен в какой-то области общественной жизни. Есть такие люди, которые успевают что-то сделать в разных областях.
В 2012 г у нас в районе стали закрывать детскую поликлинику. Кто-то из жителей узнал об этом. Надо было попробовать что-то сделать. В первый момент я даже не знала, что можно предпринять. Я помню, как мы встретились, стали обсуждать, попытались выйти на телевидение.
И вот с этого момента всё началось.
У меня возникла мысль: я должна помочь. Правда, здесь сыграл роль, как я это называю, человеческий фактор. Дело в том, что за 3 с половиной года до этого я в одночасье осталась вдовой. У меня муж ушел на работу и не вернулся. Потому, что ему была несвоевременно оказана медицинская помощь. По жизни я человек активный, но я жила хорошей семейной жизнью. Когда Олег, мой муж, умер, я замкнулась. Первое время я была в шоке, а потом — занималась только дочерью. И когда пришлось от чиновников защищать поликлинику, когда шаг за шагом мы это делали, видимо, всю свою энергию, которая у меня накопилась, я отдала туда.
В поликлинику (ее адрес: Ленинградский проспект, д. 16, стр. 2) пришел приказ о том, что она будет закрыта с 1 апреля 2012 г., а детей чиновники хотели раскидать по 4 поликлиникам в Северном округе. Это возмутило многих родителей и меня в том числе. Возмутило, что до новых поликлиник можно было добраться лишь на нескольких видах транспорта. Меня мать водила в эту поликлинику, как и многих моих знакомых. Еще и врачи попросили о помощи. Ведь многие из них живут здесь, недалеко. С кем-то мы в одной школе учились — у нас маленький район.
Впоследствии выяснилось, что по закону чиновники не имеют право закрывать поликлинику.
Знаете — так возмущает беспредел власти! Хотя поначалу мне искренне казалось, что, если мы напишем письмо мэру, в Департамент здравоохранения г. Москвы, все сразу начнут беспокоиться, помогать. Да, я как все считала, что руководители города просто не знают, что такое творится.
Но оказалось, что в этом деле присутствуют интересы разных структур — РПЦ, бизнеса и Правительства Москвы — интересы в том, чтобы закрыть поликлинику и выгодно продать землю. РПЦ претендовала на здание поликлиники под предлогом того, что исторически здание принадлежало Русской православной церкви. Но это не так, и об этом много писали.
Есть в то же время нормативные документы, законы, которым все эти интересы противоречат.

Почему Вы не остановились на защите поликлиники?
Дело в том, что это была не просто поликлиника. Это была поликлиника при больнице, Детской инфекционной больнице № 12. То есть это поликлиническое отделение больницы, которое было и нашей районной детской поликлиникой. Мы узнали, что поликлиника закрывается потому, что чиновники хотят закрыть больницу и перевести её в еще на тот момент строившийся новый корпус Детской городской клинической больниц № 9 им. Г.Н. Сперанского.
Там была другая история: на землю под больницей претендовал бизнес. Больницу, под предлогом, что это старое здание 1937 или 1938 г. постройки, хотели снести, а на ее месте построить 12-этажную гостиницу с подземным гаражом. Ведь Вы понимаете, в Москве очень мало гостиниц, особенно около Белорусского вокзала.
Мы долго с этим разбирались, темой начали интересоваться журналисты, депутаты Государственной Думы. Вышел ряд сюжетов на телевидении, я говорила о закрытии больницы на радио.
Затем выяснилось, что больница закрывается в соответствии с инвестконтрактом о «компенсационном строительстве» между Правительством Москвы и компанией «Медстройинвест», подписанным еще при мэре Лужкове. В этом инвестконтракте перечисляется еще несколько медицинских учреждений, в основном детских, которые планировалось закрыть, а на их месте построить гостиницы и еще что-то, к медицинской помощи детям не имеющее отношения. Среди них была Детская инфекционная больница № 8. И ей мы тоже стали заниматься.
Потом выяснилось, что с Детской городской больницей № 9 им. Г.Н. Сперанского не все в порядке. Там, например, было меньше коек. То есть чиновники Департамента здравоохранения под предлогом перевода больниц в новый корпус сокращали детские койки. Со строительством этого корпуса тоже были и остаются проблемы. Его построили, нарушив первоначальные сроки. А теперь, спустя совсем немного времени после открытия, корпусу требуется серьезный ремонт.
И так мы увидели реформу здравоохранения в Москве в действии. Мы узнали много интересного.
К сожалению, больницы отстоять не удалось. Но многое получилось сделать. По крайней мере получилось притормозить процесс закрытия больниц, сделать его гласным. Получилось трудоустроить всех врачей, добиться того, чтобы достроили новый корпус больницы Сперанского.
Потом по стечению обстоятельств к нам обратились люди от 6-го роддома им. Абрикосова, 47-я больница.
Появилось много хороших знакомств и связей среди врачей и пациентов. Я — человек коммуникабельный и для меня существует человеческий фактор. Мы все люди разные, не бывает идеальных людей, но всегда можно найти подход к человеку. Как-то получилось завоевать доверие врачей, журналистов. Говорят, это потому, что я делаю все искренне. Наверное, так и есть. Я многого не понимаю в медицине и в законах, но я всегда пыталась разобраться.
Многие люди не верят, что можно чего-то добиться, что-то сделать.
И мне часто трудно верить, но надо же что-то делать. Потому что, если ничего не делать, то это уже равнодушие. Что-то ведь у нас получилось. Поликлиника работает до сих пор. Она полностью укомплектована, врачи получают хорошую зарплату. Дети, наверное, довольны. Кроме того, подписан бюджет на строительство новой поликлиники. И пока она не будет построена, старую не закроют. Конечно, это точечные победы. Конечно, этого удалось достичь во многом только потому, что есть несколько «идиотов» в хорошем смысле этого слова. То есть людей неугомонных.
Но бывают моменты, когда просто опускаются руки. Начинаешь думать: когда же врачам надоест бояться? Почему успокаиваются, получив ни чем не подкрепленные обещания от своего руководства? Почему не хотят идти до конца и чего-то добиваться?
Например, мы помогаем добиться выплаты зарплат. Врачи всё получают. И — все. На этом они успокаиваются и не хотят продолжать бороться. Они не понимают, что это временный успех и если остановиться, дальше будет еще хуже.
Я их не осуждаю. Потому что у каждого семья, у всех разный характер, разное отношение к жизни. Но когда так происходит, я начинаю думать: пропади оно всё пропадом, пусть каждый выживает сам. Нужна кому-то зарплата, пусть он и добивается сам её повышения. Не может добиться — значит, заслуживает того, что имеет.
И если какой-нибудь обыватель меня спросит: зачем вы лезете? Я его пойму. Потому что иногда возникает ощущение, что не получается ничего, как будто бьешься головой об стену.
Точечных результатов добиться можно, но систему изменить очень трудно. Она работает как каток, уничтожая все на своем пути.
Есть ли у вас какая-то мечта, которую Вы бы хотели осуществить?
Я была за границей, я не сталкивалась там с врачами, но люди там живут как-то спокойнее. У нас же люди не живут, а выживают. Жить должны все. Я не считаю, что все равны. Кто сколько заработал — тот столько и должен получить. Но по Конституции наше государство социальное. Государство же не исполняет свои законы. Законы — для всех. Добиться того, чтобы было так — главная моя цель. Чтобы и чиновники и простые граждане несли одинаковую ответственность перед законом. Государство существует для людей, а не люди для государства.
Вопросы задавал Александр Аверюшкин.
Опубликовано в Вестнике МГНОТ №8 (147) Сентябрь 2014